ни поднимали нижнюю планку экзистенциального разрыва, мы тотчас обнаруживаем, что все наши усилия равномерно перемещают вверх и вторую, сохраняя дистанцию между ними неизменной или в лучшем случае лишь немного сокращая ее. Не понимая движущих им механизмов, человек бросает в черную дыру собственного желания трофей за трофеем. Процесс сей, однако, обречён на фиаско, ведь желание бесконечно, и ему не становится легче. Разрыв сохраняется, а каждая новая поставленная в жизни галочка, вопреки преувеличенным посулам воображения, обещающим эйфорию, меняет его жизнеощущение на предельно малые значения. Он быстро охладевает к достигнутому, обесценивает то, чем уже обладает, и несется вперед, к новым точкам назначения. Голод никогда не оставляет человека, а его собственная психика, как и социально-культурная система, делают все, чтобы подбросить в этот огонь дров и сохранить достаточный накал желания.
Убеждение, что страдание составляет основу человеческой жизни, вовсе не ново и лежит в основе всех мировых религий, как и большинства философских учений. В христианской традиции людская история как таковая возникает в момент сего горького осознания. В самом начале Ветхого Завета, в Книге Бытия, Бог недвусмысленно сообщает изгнанным из рая Адаму и Еве, что именно ожидает их в новой жизни. Сперва он обращается к Еве: «умножая умножу скорбь твою в беременности твоей; в болезни будешь рождать детей; и к мужу твоему влечение твоё, и он будет господствовать над тобою». Затем к Адаму: «проклята земля за тебя; со скорбью будешь питаться от нее во все дни жизни твоей; терние и волчцы произрастит она тебе; и будешь питаться полевою травою; в поте лица твоего будешь есть хлеб, доколе не возвратишься в землю, из которой ты взят, ибо прах ты и в прах возвратишься». Христианская мысль и ее ключевые тексты с первых веков насквозь пронизаны трагическим пониманием. Нельзя забывать и то, что именно означает центральный символ христианства – распятие, и что его главный этический образец есть движимое любовью самопожертвование, добровольное принятие Креста, безмерного страдания.
Священные тексты иудаизма и ислама исходят из этой же предпосылки, причем в последнем делается особый акцент на роли страдания как испытания и дара Всевышнего. В индуизме окружающая нас действительность трактуется как «майя», непрестанно генерирующая страдание иллюзия, а высшая цель индивида есть достижение освобождения от этого мира и круга рождений и смертей – «мокша». Откровеннее же всего к вопросу подходит, разумеется, буддизм – первая благородная истина Будды, основа основ, прямо гласит: «Жизнь есть страдание». Мы настолько свыклись с этой невесёлой фабулой жизни, что замечаем лишь сильные всплески и высокие уровни страдания, не обращая внимания на малые и умеренные его количества, которые так или иначе присутствуют как фон даже в мгновения радости и счастья. Так больной чувствует себя здоровым в моменты ослабления всегдашнего недуга.
Действительно, положение человека непросто, но оно далеко не безвыходно. Основной объем
