было заклятие из сказки про замок Уэстлейк – там юный наследник прятался в склепе предка. Надя до сих пор любила читать уютную готику.
– Раз, – торжественно произнес Остромов важным медным голосом, словно часы на башне пробили час – только башни поблизости не было.
– Второе… – Она опять задумалась. – Второе – пусть взлетит бескрылый и утешится одинокий.
Это было пророчество колдуньи из сказки о мореходе – его, как Синдбада, похитила хищная птица, у нее в гнезде он повстречал другого странника, спас бедолагу, и проклятие было снято.
– Это два условия, – покачал головой Остромов.
– Но они связаны! – горячо возразила Надя.
– Будь по-вашему, – кивнул он.
– А третье… третье… Что же. Если я в самом деле стану вашей – пусть мой любимый брат не узнает меня.
Это было из Мастертона, из шотландской баллады – «Let me forget my home, my friends and bride, lo! let my brother turn his face aside»; там юноша клялся, что никогда не покинет матери, а если покинет, пусть его забудут все, и пусть отвернутся друзья и не узнает невеста; разумеется, убежал с моряками, забыл, отвернулись, раскаялся, поздно, – только обнищавшая старуха в трактире поплакала над его судьбой; это мать и была, конечно. Мастертоновского, надрывно-печального здесь было то, что он-то ее не узнал, так и ушел, счастливый и всеми прощенный, бросив ей горсть монет на прощанье. Надя в детстве ужасно плакала над этой балладой со всеми ее несообразностями. Это условие казалось не вполне честным, зато уж непрошибаемым: у нее не было никакого брата.
– Брат! – серьезно повторил Остромов. – Родной или двоюродный?
– Не скажу, – она с трудом поборола искушение высунуть язык. Двоюродных тоже не было.
– Это я узнаю и сам, – проговорил он все тем же торжественным голосом. – Вы еще не знаете его, и нескоро узнаете. Что же – пусть! Пусть брат не узнает вас. Условие названо, договор скреплен.
– Да и я почти пришла, – сказала она весело, пробуя свести все на шутку.
– Названо и скреплено, – повторил он.
– Да, да, конечно. А правда, какой холодный человек Михаил Алексеевич?
– Отчего вам так кажется?
– Очень, очень холодный человек, – произнесла Надя задумчиво. – Я люблю его стихи, мне нравится у него бывать, но, кажется, случись со мной что – он не заметит. И я никогда не рассказала бы ему ничего о себе.
– Расскажите мне, – предложил он.
– В другой раз. Мы пришли.
– Когда будет этот другой раз?
– Я не знаю, – сказала она виновато. – Вы теперь знаете адрес. Напишите мне, когда будет кружок, и я приду.
– Слово? – спросил он без улыбки.
– Названо и скреплено.
И, устраиваясь в постели, она радостно подумала, что в другой раз непременно расскажет ему больше. Он был странный, но она ему понравилась, этого не скроешь, и с ним было просто, как с близким. А Михаил Алексеевич хороший, но все-таки очень, очень холодный человек.
Глава
