я бы махонькую написала, – без улыбки ответила Пат; ее пальцы так и порхали над клавиатурой.
Ухмыльнувшись, Страйк убрался к себе в кабинет с бандеролями и конвертами, а вечером унес их нераспечатанными к себе в квартиру.
Наутро двадцать третьего числа он проснулся с мыслями об их с Робин предстоящей поездке в Гринвич и только при виде конвертов и бандеролей сообразил, какой сегодня день. Тед и Джоан прислали ему свитер, Люси – толстовку, Илса, Дейв Полворт и единокровный брат Ал выбрали шутливые поздравительные открытки, в которых он, вообще говоря, не увидел юмора, но все это, вместе взятое, слегка подняло ему настроение.
Он вытряхнул из конверта четвертую открытку. На лицевой стороне была изображена ищейка, и Страйк не сразу понял, чем обусловлен такой выбор. Собак он отродясь не держал, и, хотя в силу своего армейского опыта ставил собак несколько выше кошек, его никак нельзя было счесть заядлым кинологом. Раскрыв поздравление, он прочел:
С днем рождения, Корморан, всего тебе.
Несколько мгновений Страйк тупо смотрел на эти слова, и сознание его было пустым, как бо`льшая часть поля открытки. В последний раз он видел отцовский почерк, когда лишился ноги и, одурманенный морфином, лежал в госпитале. А в детстве узнавал разве что подпись отца под юридическими документами, которые получала мать. Сейчас он оторопело уставился на имя, как будто перед ним была частичка отца, плоть и кровь, надежное доказательство того, что отец – не миф, а человек.
Внезапно его охватила невероятной силы злость – злость мальчишки, который готов продать душу, лишь бы только получить в день рождения открытку от папы. С возрастом в нем перегорела всякая охота встречаться с Джонни Рокби, но он до сих пор не мог забыть детскую боль, которую причиняло ему постоянное и неумолимое отсутствие отца: когда, например, в приготовительном классе все ученики рисовали открытки ко Дню отца, или когда посторонние допытывались, почему он никогда не видел Рокби, или когда его дразнили одноклассники, дурашливо распевая песни Deadbeats или говоря, что его мать нарочно забеременела от Рокби, чтобы только прикарманить его денежки. Он помнил свои мечтания, становившиеся острыми до боли в преддверии дня рождения или Рождества: о каком-нибудь подарке, о телефонном звонке – о любом знаке, который показал бы, что отец знает о его существовании. Страйк ненавидел эти фантазии даже сильнее, чем боль от их несбыточности, но самой лютой ненавистью ненавидел обманные надежды, которыми утешал себя в раннем детстве: папа, наверное, не знает, что его семья опять переехала, а потому ошибся адресом, когда отправлял подарок; папа хочет с ним познакомиться, но просто не может его разыскать.
Где был Рокби, когда его сын представлял собой пустое место? Где был Рокби всякий раз, когда жизнь Леды катилась под откос и только Джоан с Тедом мчались на выручку? Где он был в тысяче случаев, когда его присутствие могло означать нечто настоящее, подлинное, а не тщеславное желание показать себя в выгодном свете перед прессой?
