наклоняться) описана впервые R. A. Spitz и A. Wolf (1946) у новорожденных и грудных детей, изолированных по какой-либо причине от матери, и не получивших ее полноценной замены. Чем эмоциональнее и интенсивнее были отношения младенца с матерью, тем вероятнее развитие анаклитической депрессии при их утрате.
На первом месяце после разлуки с заботливой матерью возникает субдепрессивная симптоматика: ребенок становится грустным, плаксивым, менее активным, у него снижается аппетит, нарушается сон. Постепенно раздражительность и плаксивость нарастает, общение с окружающими, игрушки перестают интересовать. Через 1,5—2 месяца отмечается развернутая депрессивная симптоматика: малыш перестает плакать, отказывается вставать с постели, может часами неподвижно лежать на животе или в позе эмбриона с открытыми глазами, не обращая внимания на окружающее. Выражение лица ребенка безучастно, установить с ним контакт нелегко. Иногда возникает «аутоэротическая активность» [Langmeier J., Matejcek Zd., 1984]. Появляются соматовегетативные дисфункции: диспептические явления, потеря в массе тела, эпизодические подъемы температуры тела, кожные высыпания. У детей повышается восприимчивость к инфекциям, они часто болеют, причем, как правило, заболевания принимают затяжное течение. При возвращении матери симптоматика анаклитической депрессии постепенно редуцируется (исчезает)»
Потребность в любви и принадлежности близким не менее важна, чем потребность в еде. Если ее не удовлетворять, ухудшается здоровье, что может привести к смерти.
Пока малыш маленький, если мама рядом и оказывает ребенку внимание, все в порядке. Но, когда он подрастает и начинает много двигаться, оказывается, что некоторое поведение вызывает со стороны родителей злость, раздражение, страх. Одним словом – неодобрение. А неодобрение родителей – это начало цепочки: неодобрение – наказание – отвержение.
Мне не нравится, что ты делаешь, я хочу, чтобы ты исправился. Если ты не исправишься – накажу. Если и тогда не исправишься – накажу сильнее. Если и тогда не исправишься – я тебя отвергну. Как и произошло, по сути, с Тарасом Бульбой.
И пусть это персонаж вымышленный. История давняя и современная знает массу примеров, когда родители отказывались от детей, когда узнавали о том, что дети делали. Или когда узнавали о том, что дети изменили свои религиозные или политические взгляды. Из нашей истории сразу приходит на ум Павлик Морозов. Но продолжим.
Страх отвержения – это, по сути, страх смерти.
Каждый, пока растет и формируется, неосознанно задает себе вопрос – как мне в этом социуме не быть отвергнутым? И ответ на него простой – копировать поведение его членов. А точнее – делать то, что полагается и не делать того, что не полагается. А если очень хочется, то, как минимум, оставаться при этом незамеченным.
Это происходит автоматически, во время взросления и формирования. В нас записываются все программы, которые мы наблюдаем
