ыбрала почему-то меня, поэтому часто во время уроков я прогуливалась по коридорам на вполне законных основаниях.
Наша директор уже не удивлялась, встречая меня в тихих закоулках, взгляд ее сразу отмечал бумажки в моих руках и важность выполняемой задачи.
Месяца два я наслаждалась своей «должностью», пока… пока не произошло то самое – решительное и непоправимое.
Как-то раз буквально за пять минут до начала перемены шла я в учительскую, чтобы журнал отнести, завернула за угол и врезалась в него, «монстра» из 10 «Б». Самый страшный монстр в нашей школе, от которого можно ожидать только неприятности. Хотя зовут его вполне обыденно – Виталик Селиверстов.
Журнал я, конечно же, уронила от неожиданности и от ужаса такой встречи. Еще как назло – никого рядом. Страх нахлынул сразу, – потому что я знала, что наш монстр может сделать. Нахлынул и захлестнул аж до макушки, – потому что понимала, что ни-че-го хорошего. Только что не побьет, хотя может и ударить или пихнуть.
В общем, растерялась я так, что присела поднять журнал, да так и осталась сидеть, ухватившись за него. На всякий случай еще и глаза прикрыла, наблюдая за кедами перед моим носом. Все ждала, когда они развернутся вместе со своим хозяином. Я досчитала до трех, но кеды оставались на том же месте, а в это время сверху тишину сотряс водопад из разных не очень приличных слов.
Вот тогда я зажмурилась, вцепившись в журнал обеими руками. Жаль только уши нечем было прикрыть от потока ругани, извергаемой Селиверстовым. Я старательно ее пропускала мимо, – чтобы в одно ухо влетало, а в другое – вылетало. Тактика моего младшего брата, как называет такой маневр мама.
Главное, не вслушиваться, а просто наблюдать за набором звуков и будто отстраниться, чтобы летели они в стену и ударялись об нее, а не об меня. Хотя, конечно, отдельные слова зависали в воздухе, но я торопилась сдунуть их в том же направлении, чтобы не задерживались.
В общем, поругался Селиверстов, хотел уже дальше идти, но я-то все сижу, с места не двигаюсь. А ему, наверное, не хотелось меня обходить – он же привык по прямой, и чтобы все в рассыпную. А тут уселась посреди коридора какая-то там…
Он меня слегка коленом пошевелил, чтобы уже трогалась с места. А я ни в какую. Протест, наверное, хоть и запоздалый, вдруг выразился в таком упрямом сидении. Ничем другим объяснить этот момент не могу. Хотелось, чтобы он исчез, как только я открою глаза. Как тайфун или ураган, совершенно случайно залетевший не на ту часть планеты.
И тут, не поверите, он испугался! Он даже спустился ко мне вниз – то есть тоже присел – и начал мне голову поднимать:
– Эй. Ты чего? Ушиблась что ли? Да не молчи ты, – тут он ухватил меня за плечо и слегка потряс. – Але! Эй! Глаза открой! Да что с тобой?!
И дунул мне в лицо.
Ой…
Я сначала еще больше зажмурилась, а потом, к его вероятному облегчению, разлепила веки и попыталась улизнуть. Но замешкалась: нерасторопная я в этом деле.
Монстр схватил меня за руку, развернул к себе – мы уже поднялись – и так строго-строго посмотрел, что я глупо улыбнулась и выдавила что-то вроде:
– Журнал… несу, – помолчала и добавила зачем-то. – Туда…
И кивком показала куда. Он нахмурился, что-то долго соображал, но хватку ослабил. Тогда я осторожно вытянула руку из его лапы и медленно-медленно начала отходить по направлению к учительской. Даже коленки дрожали, а сердце подпрыгивало и громко стучало, будто я пробежала стометровку.
Озадаченный монстр стоял на месте.
Скрывшись за спасительной дверью, я прислонилась к стене, нащупала пульс на запястье и начала отсчитывать, выравнивая дыхание. Так мы делали иногда на тренировках. А я иногда и после нервной нагрузки. Как застучит сильно, обдаст холодом или жаром, так начинаю считать, – и будто уходит. Да и вообще, если положить руку на пульс, то чувство, что ты себя держишь. Или тренируешься, а не нервная какая-то. Я, конечно, нервная, но приятнее думать, что все-таки нет. Минуты две на восстановление, чтобы начать нормально соображать – и, вуаля, сеньорита готова к подвигам.
На всякий случай решила все-таки отсидеться подольше – куда торопиться? Урок скоро закончится, в учительской никого нет, и можно посмотреть пока в окошко, как снегом припорошило следы до калитки, вычислить, что солнце сегодня вряд ли выглянет и подумать, что на тренировку лучше пойти. Тренер может сообщить маме, что я уже два раза пропустила, а скоро сдавать на разряд. Теннис мне, конечно, нравился, но иногда не очень.
Звонок вырвался из здания и спугнул голубя на карнизе. Топот старшеклассников еще громче возвестил о том, что началась перемена.
Я поднялась с подоконника, подумала, что слишком торможу из-за этого «монстра»,
