йной созерцательной жизнью, участием в жизни города, редкими вояжами по мирам. И мы это получили, но только нам оно быстро приелось.
Антош, как самый способный из нашей троицы к абстрактному воображению, создал дом, в котором предусмотрел двери, выходящие в миры каждого из нас. Это было чертовски удобно поначалу, но привыкнув к ним, начали воспринимать их как само собой разумеющееся. Родители привыкли, что мы всегда где-то рядом. Радость встреч уже не была такой сильной.
Как вы, наверное, уже догадались, спрашивать у жителей Транзабара, проживших здесь больше нашего, о том, как они решали проблему, было неразумно. Никто из иномирцев никогда не давал советов. У каждого был свой путь, являющейся как раз основной причиной становления иномирца.
Тогда мы решили вспомнить и записать все свои желания, связанные с какими-нибудь местами, в которых собирались побывать. Мой список состоял в основном из локаций, описанных в книгах или взятых из фильмов. Причем из книг их было намного больше. У Антоша все его желанные места были только из книг, и список их был раз в десять больше моих. Ляля, напротив, собрала все свои достопримечательности из фильмов.
Между нами, в основном между Лялей и Антошем загорелся спор, насчет того, какое место легче представить, описанное текстом или изображенное в фильме. Ответ казался очевидным, но только на первый взгляд. Я вспомнил, что в Транзабаре почему-то нет кинотеатров. Вообще, кино в нем не существовало ни в каком виде. А вот газеты, брошюры с наставлениями и афиши мероприятий имелись на каждом шагу.
Спор привел нас к пернатому чиновнику Археорису. Он как всегда был занят новыми иномирцами, но на мой вопрос нашел время ответить.
– А почему всю информацию мы получаем через тексты? Неужели не проще сделать фильм, который нагляднее покажет нам, что вы хотите от жителей города?
– Смотреть воплощенный в фильме материал это как питаться заранее переваренной пищей. Книга – тренажер для мозга. Вы сами себе представляете как должно быть и именно так и должно быть, как вы себе представляете. Текст всего лишь подыгрывает воображению, но не заменяет его.
Антош был удовлетворен ответом и чтобы подсластить Ляле пилюлю проигрыша, предложил ей начать путешествие с ее списка.
– Вы просто привыкли заморачиваться со всякой ерундой. Спроси умника, как сорвать плод с ветки до которой не достаешь с земли и он затянет рассказывать какую-нибудь заумную притчу, которая, по его мнению, поможет тебе справиться с задачей, в ближайший год-два. Спроси обычного человека и он поставит тебе стремянку. – Кошка не хотела соглашаться с мнением большинства. – В детстве и юности я так мечтала оказаться героиней фильмов, и вот, теперь я могу это сделать и не надо меня убеждать, что быть героиней книг интереснее.
– Дело не в этом… – Антош настойчиво пытался переубедить Лялю.
– Антош! – Перебил я его. – Едэм, как говорится, дас зайне. (Каждому своё)
– Я просто хотел сказать, что…
– Хватит. Ты же не смотрел фильмы, которые смотрела Ляля. Расслабься и получай удовольствие. Считай, что она их сама вообразила.
– Ох уж эта ваше млекопитающее заступничество. – Змей свернулся в кольцо и положил голову себе на хвост.
– Спасибо Жорж. – Ляля прижалась ко мне мягкой щекой.
Я не удержался и шумно вдохнул запах ее шерсти. Она пахла варежкой.
– Это хоть не фильм ужасов будет? – спросил я на всякий случай, вытирая нос от застрявшего в нем щекочущего подпушка.
– Мелодрама, с печальным концом. – Ляля тоже грустно вздохнула. – Вы готовы, дети?
– Да, капитан. – Невольно вырвалось у меня.
Антош, как-то умудряясь сохранять скепсис на своем физиологически не приспособленном для выражения эмоций лице, скрутил нас в одно целое. Ляля закрыла глаза и вытолкнула нашу троицу под сень огромных деревьев. На верхний уровень, где солнечные лучи еще спокойно проникают сквозь крону и воздух не пахнет болотной сыростью. Если и снимать мелодрамы, то только в таком антураже, а не в сумрачной глубине, в которой выросла наша кошка.
У мощного ствола дерева, в декорациях, похожих на помещичьи времена, из-за ажурных зонтов, накрывающих от солнца и таких же ажурных скатертей на деревянных столах, сидела парочка кошачьих. Кавалер, судя по его коленопреклоненной позе, пытался заполучить благосклонность дамы. Его хвост, как проявление внутренних чувств, выписывал замысловатые движения.
Я посмотрел на Лялю боковым зрением, чтобы не смущать. Наверняка, эта сцена, запавшая ей в память, многое значила для нее. Ее глаза искрились от волнения. Она приоткрыла рот и без звука произносила фразы, которые проговаривали герои. Для меня эта сентиментальная сцена была полна сахарной патоки и липких чувств излишнего пафоса. Но для Ляли, видимо, это было нормально. А мне
