что случилось вчера, мне бы и в голову не пришли подобные мысли. Это всё из-за тех парней. Это они во всём виноваты!
– Ты думаешь о том, что было вчера? – вдруг спросил Дилан, протягивая мне последнюю пачку с сухофруктами.
Я опешила. Он что, мысли мои читает?! Опять страх! Нет, нет, конечно, не читает. Расслабься… Просто это наверняка на моём лице написано. Да и о чём я ещё могу думать? Только об этом. Само собой, он обо всём догадался.
Не уверена, что хотела ответить ему правду. Да, конечно, правду я ему не скажу! Но я всё же кивнула, осторожно забирая из его руки свой паёк.
– Не надо. Не стоит, – нахмурившись, и пряча тем самым отвращение, сказал он. – Забудь о них. Даже не вникай.
Я неопределённо кивнула, всё так же не глядя ему в глаза. Но тут его пальцы коснулись моей руки. На секунду я снова испугалась и едва не вздрогнула. Да чёрт побери! Что со мной? Я уже дёргаюсь от каждого его вздоха. Всё же в порядке, возьми себя в руки, – повторяла я себе. Хорошо, что я нашла в себе силы не шелохнуться, иначе я напугала бы и Дилана. А потом пришлось бы объяснять ему почему.
– Эй, – вкрадчиво произнёс он, и я подняла на него глаза. – Представь, что это был дурной сон. Всего лишь сон, хорошо?
Его лицо было напряжённым, но таким честным и… добрым. Он хороший человек. Не нужно в нём сомневаться.
– Хорошо, – ответила я на его слова.
Его губы растянулись в милой улыбке. Приятной и уже такой родной. Такой игривой и добродушной. Как он может улыбаться так искренне в такое время? В таком положении… Но он может. Когда он улыбается, его губы задираются вверх, а уголки опускаются вниз – и это так забавно. Он преображается, становится задорным мальчишкой. И что бы ни было вокруг, его улыбка постоянно находит отклик в моей душе, я всякий раз хочу ответить ему тем же. Дилану стоит только улыбнуться или коснуться меня и мне становится лучше. Может не сразу, но зато всегда. Как у него это получается? Не может же такое тепло идти от того, кому нельзя верить…
После того, как мы опустошили последний пакет с едой и умылись росой, собранной с травы, Дилан встал, протянув мне руку. Я поднялась, мимолётом ощущая, как затекли ноги. Разминая их и отряхиваясь, я выпустила его ладонь из своих пальцев, и теперь уже не имела возможности дотронуться до него снова. По какой-то непонятной причине, осознав это, мне стало не по себе. Где-то в районе солнечного сплетения похолодело, и изнутри будто бы закололи крохотные льдинки. Тяжело и тоскливо…
Мы вышли к дороге и направились в сторону города. Туман расступался очень медленно, почти не расступался совсем. Шагов на десять вперёд было видно, а дальше – уже нет. И, тем не менее, двигались мы весьма уверенно, точно зная, куда в итоге придём. Но… между нами ощущалось странное напряжение. Я чувствовала его почти физически. И молчание. Долгое, затянувшееся, вязкое, словно смоль, молчание. Я знала, что это моя вина.
Дилан шёл справа от меня. А потому, мельком поглядывая на него, я всякий раз упиралась взглядом в багровое пятно на его лице, предстающее как постоянное напоминание того, что произошло вчера. Становилось
