твои все еще стоят на столе, и мне опять напоминают, как ты хлопотала вокруг и вообще моим солнышком была. Сейчас работаю… и вдруг ловлю себя, что открыл рот и мечтаю по-глупому, как мы с тобой будем летом отдыхать.
И в таком состоянии я, конечно, ни в какие кавалеры не гожусь, и вообще еще не смотрел ни на одну женщину, и не вижу даже потребности… И пусть тебя не волнует ничто, я ведь не «хлыст» и не подонок циничный. Я тебя люблю… Голуба моя, ты мне все, и я все тебе несу, что смог взять в мире хорошего.
Ты мне ближе всех, родная моя, потому что ты не с другой планеты, а мой живой и близкий душой (родной душой) букварик.
Посылаю тебе письмо моих старушек. Можешь узнать, как они о тебе думают. Иринушка, посылаю твою рецензию (в газете «Молодой дальневосточник»), у меня их еще штук 5. Если нужно, черкни.
Миленькая, а ты плохо читала мои книжки, там обязательно про тебя есть. А сейчас я тебя люблю больше всех на свете. Но я немного старше тебя (на три года) и видел больше, и, если я такой, то только потому, что люди на меня повлияли. Я больше давал, чем брал, и всегда был на расстоянии, боялся связать себя и сделать низко. Ведь я немного консервативный и, может, это не модно, но прожил с чистотой внутри. Поэтому я, миленькая, буду со всей строгостью закона блюсти супружескую верность. Если я люблю, то ты одна мне нужна, одна моя милая, самая-самая любимая. А на разлюблю намеков нет, так что ты спи спокойно и помни, что ты сама держишь в руках нашу любовь.
Дела у меня – во! Только по тебе скучаю. Прочитал ½ «Анти-Дюринга», страсть как интересно. Пиши мне, не забывай. Больше учись. Брось работу, береги силы, время. Пожалуйста, пиши мне. Целую тебя много раз, мою любимую дорогую жену. Привет твоим маме и папе.
Наистрожайший супруг твой.
7.04.63. От жены.
Дорогушечка мой, я очень тебя люблю. И скучаю тоже, и каждое утро целую тебя на фотокарточке.
И заниматься еще не могу по-настоящему. Единственное, что у меня получается регулярно, – это перевод с французского по страничке в день. Нашего Павловского все-таки забирают в Москву по воле каких-то парт. органов, и теперь даже страшно, что без него будет. Он – наш Бог, и ему мы обязаны всем нашим мизерным образованием.
Юрочка, хоть я и стала ужасным сибаритом, но ты не бойся. Физическая тяжесть подавляет меня и духовно. И эта премокрая весна, от которой только голова болит.
Любимый мой, написала письмо твоим родителям, уж очень они меня за свою приняли и плакали при провожании. До сих пор ем печенюшки, испеченные твоей мамой.
Получил ли ты бандерольку? А Агнесса поручала мне купить кофточку, так я послала деньги в Москву, Люда купит и вышлет тебе. Здесь-то нет ничего.
Люблю тебя одного и очень. Не печалься. Выполняй все мои наказы. Обнимаю тебя крепко и целую. Ира.
P. S. Не очень иронизируй над письмом моих родителей. Папа долго думал, как назвать тебя и себя. Я им тут все уши про тебя прожужжала.
