понять, куда двигаться, я должна знать как можно больше о вашем сыне. О том, каким он был, о том, как прошел этот год.
Он тяжело вздыхает, показывая, что мои требования ему не по душе, но все же достает папку и кладет передо мной.
– Заключения других специалистов. Здесь все подробно описано.
– Это отлично, но я имела в виду ваше мнение. Ваше видение ситуации. Как вы общались эти месяцы? Как поняли, что с ним что-то не так? В какой момент все изменилось?
Мужчина прикрывает глаза, демонстрируя, насколько не хочет вспоминать об этом. Однако вслух ничего не говорит. Я терпеливо жду – без отправной точки я мало что могу.
– Это случилось почти год назад. Мы вот-вот должны были заключить многомиллионный контракт, который должен был вывести нас на новый уровень, – начинает рассказ Григорий. – Накануне презентации программного обеспечения нового поколения Ярослав не приехал в офис. Он не всегда ночевал здесь – если работы было много, оставался на квартире недалеко от офиса. Сначала я подумал, что он просто отсыпается после тяжелого дня, но ближе к вечеру решил все же проверить. Приехал к нему, а он уже такой.
– Какой такой?
– Молчаливый, апатичный, – раздраженно поясняет Вересов. – Безразличный. – Он тяжело вздыхает – невооруженным глазом видно, что произошедшее с сыном сильно ударило по нему. – Я чуть не час пытался достучаться до него. Сначала подумал, что обдолбался на пару с дружком. Вызвал врачей, но те только руками развели, заверив, что Яр не под наркотой.
– Он вообще никак не реагировал? Может, как-то смотрел или кивал?
– Молчал он, – зло цедит мужчина. – Словно слабоумный сидел и молчал. Смотрел в свое окно, будто видел там что-то очень важное.
– Что было дальше?
– Дальше? – криво усмехнулся бизнесмен. – Пришлось все срочно отменять. PR-отдел с ног сбился, чтобы замять скандал.
– Что с Ярославом было дальше? – уточняю я.
В голубых глазах мелькает понимание, и лицо собеседника искажается гримасой неприязни. Похоже, даже у таких пропащих людей есть остатки понятий о приличиях. Впрочем, я могу и ошибаться.
– Его отвезли в специализированную клинику. После тщательной проверки врачи только разводили руками – причин для такой резкой перемены поведения не было. Никто не мог понять, что с ним.
– Как долго он был в клинике?
– Почти месяц.
– И за это время он никак не проявил себя? Может, вспышки агрессии или неприязнь каких-то процедур?
– Ничего подобного. Он позволял врачам делать все, что необходимо. В итоге я забрал его домой.
– И вызывали ему специалистов сюда?
Мужчина кивает. Что ж, мало что ясно. Открываю папку с заключениями и проглядываю одно за другим. Но они написаны как под копирку – пациент стабилен, причин отсутствия социализации не выявлено и так далее.
– А записи сеансов есть? – спрашиваю.
– Были, – вздыхает Григорий. – Но недели три назад сервер закоротило, и все видео
