здоровье, силу, радость. Может быть, возница вспомнил, как умирали его дети, как истаивала и сохла жена, как всё вокруг опошлялось и изгаживалось.
– Вот как, – сказал папа и тут же прервался, обратясь ко мне: – Данилка, ты не спишь?
– Нет, – отозвался я.
Я перестал следить за дыханием, и оно меня выдало.
– Предупреждать надо, – с досадой сказал отец. – Про то, что слышал, не болтай.
– Я что, глупый? – с досадой ответил я.
Я подумал, что если у меня хватает ума молчать про тайную летопись, в которой папа порицает князя за недальновидность и трусость, то о таких разговорах можно не предупреждать. Хотя он не знает, что я регулярно читаю ту летопись, пробираясь через нервный частокол его почерка. И конечно же, я ему об этом не скажу.
Возница пошарил в торбе и выволок невообразимо древнюю, пеструю из-за царапин и вмятин металлическую флягу. Он встряхнул ее, слушая, как булькает жидкость внутри, воровато оглянулся по сторонам, открутил крышку и сделал пару глотков. Потом Федор протянул емкость отцу:
– Хлебни за кумпанию. Помянем, кого с нами нет.
Отец принял фляжку и тоже приложился. Мой нос уловил запах ядреного деревенского самогона.
– Данилка, – позвал меня отец. – Ты не болтай. Узнают, кнутов дяде Федору дадут.
– Хорошо, – с досадой сказал я.
Раздражение возникло оттого, что в какой-то момент мне показалось, что папа предложит выпить вместе с ним.
– Между первой и второй… – намекнул возница.
– Оставь, – отказался отец. – Может, оно жизнь тебе спасет.
– И то верно, – заметил дядя Федор. А потом добавил, ни к кому не обращаясь: – И все равно антихристы наши виноваты. Людям горе, а им забава.
Папа на это ничего не ответил. Разговор прервался.
Телега покатила дальше.
Вечером, только мы встали на привал перед бескрайними Пекшинскими болотами, от князя прискакал нарочный. Он передал приказ немедленно прибыть в ставку.
Мы с отцом поднялись и пошли. Возница проводил нас взглядом, в котором легко читалось про «ирода, который отдохнуть людям не даст».
Князь со своим штабом находился в голове колонны. Прикрытый мощным заслоном ратников, владыка чувствовал себя в безопасности. Окруженный свитой прихлебателей и подпевал, князь расслаблялся от тягот похода крепким хлебным вином.
Шалман расположился на поляне вокруг огромного костра. Языки пламени вздымались выше человеческого роста, заставляя раскачиваться ветви деревьев.
Компания гудела. Раздавались нестройные выкрики и пьяный хохот. Сновали князевы слуги, подтаскивая снедь. Пирующие хватали куски с блюд, пачкаясь капающим мясным соком, лили в себя крепкую отраву, запивая водку медовухой. Пламя делало лица еще более красными, они лоснились от пота и жира.
Тут были самые родовитые люди Владимира, лучшие бойцы, одетые в дорогие
