и помогали убивать время. Ведь лежать в госпитале – такая скукотища! Действительно, сам запросишься на фронт…
На третий день пребывания Макс решил побриться – щетина стала уже неприличной. Он провел ревизию личных вещей и нашел бритвенный прибор – картонный пенал с острым лезвием, алюминиевый стаканчик для пены и кисточку-помазок.
И слегка впал в ступор. В той, другой, жизни он пользовался только электробритвой, с самой ранней юности, когда над верхней губою впервые появился пушок. А тут… Конечно, он теоретически знал, как этим пользоваться и даже видел в реале. Но одно дело – наблюдать со стороны, и совсем другое – попробовать самому. Услужливая память тут же показала картинку – вот бреется дядя Миша… Тот признавал лишь опасное лезвие – острейший немецкий «золинген».
Немецкая бритва досталось дяде от отца, Максима Петровича, деда Макса. Тот привез ее с войны в качестве трофея. Вместе с дорогим аккордеоном, красными бархатными занавесками и иголками для швейной машинки «Зингер» – большим тогда дефицитом. Занавески тут же пошли на парадное платье для бабушки, иголки обменяли на Тишинке на хлеб и маргарин, а аккордеон стал любимым развлечением самого Максима Петровича.
Он играл на нем на всех праздниках, свадьбах и семейных торжествах, никому не отказывал, всегда с удовольствием исполнял любимые народные песни и мелодии. Но после его смерти, в смутные постперестроечные годы, аккордеон пришлось продать – жить стало не на что. Тем более что никто из детей и внуков играть на нем так и не научился…
А немецкая бритва сохранилась. Дед попользовался ею несколько лет, а затем подарил своему старшему сыну, Мишке. Тому как раз пришло время бриться. Дядя Миша до конца жизни предпочитал немецкую опаску всем электробритвам, презрительно называя последние «жужжалками».
– Машинкой разве хорошо побреешься? – иронически спрашивал он, проводя острейший золингеновской сталью по намыленной щеке. – Ерунда это, баловство. Чтобы лицо было по-настоящему чистым, нужно настоящее лезвие, опасное. И лучше всего – немецкое, оно острее. Хотя и наши вроде бы тоже ничего…
Макс мысленно видел: вот дядя Миша разводит толстым, щетинистым помазком пену в металлическом стаканчике, вот обильно наносит ее на лицо, берет в правую руку опаску и начинает медленно, осторожно водить ее по щекам и по шее, одновременно натягивая кожу на лице пальцами левой руки. Эта процедура занимала у него не менее пятнадцати минут, и дядька ее строго соблюдал. И никогда не выходил к завтраку плохо выбритым.
После окончания процедуры слегка смачивал кожу одеколоном, как правило, дорогим «Шипром». Макс до сих пор помнил его чуть резковатый, но приятный запах.
Мама смеялась над дядей: «Ты просто жених, любишь пофорсить». На что тот строго ей отвечал: «Настоящий советский офицер должен выглядеть молодцевато и хорошо пахнуть. Чтобы женщинам нравиться. И утреннее бритье для этого – самое оно. Во-первых, чистоту и опрятность лицу придает,
