ещё в начале прошлого малого».
– Потому выбрали именно тебя? Всегда готова на выход из Кантина?
Ами хмыкнула.
– Всегда готова, да. И ещё я хоть как-то знаю омильский, в отличие от остальных. Не могу понять, почему его не знают все кантинские, это же практически тот же, чуть видоизменённый наш язык. Как праймский, который самый простой, да не простой для наших, только с большой примесью сэльвского наречия… Но сэльвский – прекрасен! Его изучение точно никому бы не повредило. Мне бы точно не повредило, я хочу со временем взяться и за зетский, где ещё больше примеси сэльвского. Ну, как время найду. Может быть, к старости.
Она покивала сама себе, задумчиво глядя сквозь стену куда-то вдаль. Сев на любимую тему, Ами так разговорилась, что забыла о стеснении и своём отчаянии.
– Я и не знал, что ты такая эрудированная особа, когда ты тут прибегала и убегала что-то бурча. Кстати, откуда ты вообще знаешь омилльский? Как я понял, среди кантинских это и правда большая редкость. Кайл говорил, и Сандра подтверждает, что все, кто собираются работать в Кантине и с Кантином, учат кантинский. Потому как местное население окружающим материком интересуется редко. Своих забот хватает, должно быть.
– Да, заботами навьючиваются так, чтобы точно ни на что лишнее больше сил не оставалось. – Ами вздохнула. – А меня подвело любопытство. И тяжёлая наследственность.
Майло наморщил лоб.
– Омилльские родственные связи?
– Мать-омиллька и давно забытые омилльские родственные связи, да. Я с детства любила забираться в чулан и разглядывать старые материны записи. Несколько раз мать их перепрятывала, мне за это влетало основательно, но оно того стоило. Потом, когда я подросла до вменяемого возраста, мне удалось раздобыть в архивах учебники. Теперь я начинаю понимать, почему на меня так странно смотрели, выдавая их. «Пошла в безумную Иветт», «из семечка камень не вырастет». Фразы в этих учебниках, конечно, были более, чем странные. Ну, во всяком случае, я бы никогда не начала знакомство с языком именно с них. «Тебе здесь не место», «Что есть на обмен?», «Я – растительница из великого плодородного города Кантина» и всё в том же духе. Мать иногда помогала мне что-то прочесть. Когда вспоминала о том, кто эта девочка, зачем она здесь топчется и как от неё отвязаться, если сейчас почему-то захотелось на миг показаться себе и другим образцовой матерью. А в основном моим образованием занимались тётка и отец.
– Судя по тому, что она осела в Кантине, мать – неведь? Пришла в Кантин за романтикой простой растительской жизни? Я знаю и таких людей.
– И я парочку могу припомнить. И выглядят они довольными, в отличие от моей матери. Она пришла в Кантин не за романтикой, насколько я поняла из заметок, а за информацией. Моя мать была исследовательницей и картографой.
– Родом из Омилла… Хм. Как зовут твою мать? Может, я знаю её.
– Иветт. Иветт Беспокойная. Так всё было подписано.
– Ух ты. Да, имя знакомое не только тем, кто живёт в Омилле. И мне со времён учёбы в праймской
