нему ходить нельзя. Они говорили одинаковые, но такие разные вещи.
Мой старый пёс который день скулит в конуре. Холод собачий, но даже собаки его не выдерживают. Не помогает Шарику даже моя старая тёплая куртка, которую я постелил в его деревянной будке. Я бы и рад запустить Шарика в дом, но мать не разрешает. Отец никогда не запрещал, раньше и мать не запрещала, а вот теперь она вечно ругается по любому поводу или даже без него.
– На кой нам далась эта псина? – злобно отвечает мать, когда я попросил забрать Шарика в дом хотя бы на ночь. Она сидит в старом кресле-качалке, закутанная в теплый шерстяной платок, и даже не смотрит на меня, когда говорит, словно разговаривает вовсе не со мной. Мать смотрит в окно, будто ждëт кого-то, и курит в свете одиноко висящей лампочки, не обращая никакого внимания на мои просьбы.
– Пожалуйста, совсем ненадолго. Пока вьюга не утихнет, – говорю я, но она не слышит моих слов.
– Ты тут на моей шее сидишь, грязь мне разводишь, ещё и пёс твой будет гадить. Мне и без вонючей псины хватает проблем, – она делает паузу, словно задумавшись, – твой отец вечно собак домой таскал, и ты туда же. Вот же уродился весь в этого дурака, – она хмурится, её нос морщится, верхняя губа непроизвольно приподнимается. Это происходит каждый раз, когда она упоминает отца. Она оборачивается на меня и, смерив недовольным взглядом само моё существование, снова отворачивается к окну и затягивается сигаретой через мундштук. За эти полгода она постарела на несколько лет.
Её вечно уставшее недовольное лицо, сухие костлявые руки, неестественно жёлтые зубы.
Я никогда не думал, что люди стареют так быстро, особенно те, которых ты видишь каждый день. Не мог себе даже представить, что моя молодая добрая прекрасная мама в какой-то момент станет недовольной старухой, целыми днями сидящей у окна с мундштуком во рту и игнорирующей собственного маленького сына.
Неестественно жёлтые зубы. Их уродливый вид впивается мне в голову. Раньше мать часто улыбалась. Улыбалась белоснежной улыбкой.
Я вымыл посуду и подмёл полы. Вычистил крыльцо от навалившего за ночь снега, если старые гнилые деревянные ступеньки можно считать крыльцом. Покормил Шарика свежесваренной перловой кашей, в которую я добавляю немного костей, чтобы получить какой-никакой бульон. Сегодня добавил больше косточек, чем обычно, чтобы хоть как-то приподнять настроение Шарику в этот мороз.
Я помыл полы, а мать даже не замечает этого. Иногда она ходит по нашему маленькому дому и говорит, что я развёл кругом грязь.
Стены покрыла плесень, а деревянный пол совсем уже износился, поэтому как бы сильно я не намывал его, чище он, как и стены, не становился.
Мать целыми днями сидит в кресле, курит, иногда что-то говорит мне, даже не взглянув на меня. Чаще всего это указания по домашним делам, нравоучения и рассказы о том, каким плохим был мой отец. Она курит, жалуется мне на меня же самого. Иногда она выпивает и засыпает прямо в кресле-качалке.
Когда мать уходит на работу, Шарик весь день спит в моей комнате, наслаждаясь теплом. Иногда я читаю ему одну и ту же книгу про путешествия пиратов и сказки про русалок. Две другие ему не сильно нравятся и он начинает громко лаять, если я читаю ему их. Каждый раз когда мать приходит с работы, она жалуется на вонь в доме и на ужасный, по её мнению, бардак. Она достает из ветхого шкафа ремень и бьёт меня каждый раз, когда сильно злится. Это происходит не часто, но с каждой новой поркой удары ощущаются всё сильнее и сильнее. Мать кричит, что я только и делаю, что сижу у неё на шее и никогда не помогаю ей. Каждый удар ремнём она сопровождает криками и оскорблениями. Я вычистил печь, убрал снег во дворе, а она бьёт меня потому что я сделал что-то не так.
– Да чтоб ты сдох, – каждый раз рычит она, пока свист ремня звучит в моих ушах. Её лицо краснеет, а из открытого рта вылетают оскорбления.
Эти неестественно жёлтые, такие уродливые зубы. Каждый раз когда она кричит, я задумываюсь только о том, что я, на самом деле, так редко видел зубы других людей. Например, моего отца.
У него не хватало одного зуба в верхней челюсти с правой стороны. Пираты выбили его, когда брали на абордаж корабль отца. Он постоянно выходил в море на полгода или год, а когда возвращался, привозил с собой кучу подарков и ещё больше увлекательных историй про путешествия, корабли и другие страны. Он привозил мне книги, в которых рассказывали истории про обитателей морских глубин, про пиратов и капитанов кораблей, про русалок и великолепные богатые подводные города, в которых жили точно такие же как мы, люди. И когда я спрашивал, видел ли отец эти царства, общался ли он с теми людьми, он улыбался и кивал.
– Конечно, сынок, я их видел. Я тебе больше скажу, когда ты подрастёшь я возьму тебя с собой в настоящее кругосветное путешествие, и ты всё увидишь собственными глазами.
Каждый раз, когда он уходил в море, я спрашивал
