другую кучковались плита, мойка и неряшливые шкафчики, стальную раковину заполняла немытая посуда. Угол заполняли пакеты с мусором, выносимые обитателем квартиры с самыми нежными запаховыми рецепторами. Обычно им оказывался Филька, но случались и варианты. Филька мог заупрямиться и ради принципов терпеть откровенную вонь, в которой ни поешь, ни даже воды не попьешь. Мусор выносил тот, кого запах достал окончательно, либо, если народу в квартире на тот момент находилось много, бросали жребий. Сейчас мешков было всего четыре, органических отходов внутри, видимо, не было, отчего в проветренной с утра кухне можно было находиться без проблем для здоровья.
Я налил в турку воды и поставил на плиту. Мадина следила за моими действиями. Я следил за ней. На приготовлении кофе это не сказывалось. Кофе – не главное, убежит так убежит, сделаю еще. Хорошо быть непрофессионалом и готовить для непрофессионала, не давит груз ответственности. На обнаженную женскую натуру смотреть приятнее, чем на поднимавшуюся пену. Наша кухня и женская грудь во всей красе – сочетание аховое, до сегодняшнего дня непредставимое. Теперь понимаю любителей лофта. Игра на контрастах бодрит и возбуждает.
Иногда меня отвлекала входная дверь, каждый шорох и лишний звук напрягали.
– Почему бы не вставить ключ в замок, чтобы снаружи не открыли? – не выдержала Мадина.
Ее это тоже нервировало.
– У нас так не принято, – объяснил я. – Нельзя запираться, если не предупредил всех заранее.
– И часто вы, гм, всех предупреждаете?
– Только не говори никому, а то засмеют: не было ни разу.
– Не скажу, а то обязательно засмеют.
Пена вылилась на огонь, я резко сдвинул турку на соседнюю конфорку. Внутри оставалось половина напитка. На одну чашку хватит.
– С сахаром? – спросил я, выбрав в мойке чашку почище, отмыв ее и перелив туда ароматную жижу.
Мадина поднялась.
– На брудершафт? – Она шагнула ко мне.
– Кофе получилось мало, на одну чашку, только тебе. Разлить на две?
– Не надо. Не суетись, все хорошо. Все просто отлично.
Мадина приблизилась вплотную. Ее грудь встретилась с моим животом. Касание обожгло и воспламенило во всех переносных смыслах, а в отношении нервов и инстинктов – буквально. Чашка в моей руке дрогнула, мы едва не остались без кофе.
В комнате мой телефон булькнул пришедшим сообщением. Мадина оглянулась на звук.
– Посмотрю позже, – сказал я, глядя на нее сверху, с высоты своего роста.
Мягкие груди растеклись по животу, словно хотели взять в плен. Собственно, и взяли.
Только бы не пролить кофе. Если план Мадины – воспользоваться тем, что у меня руки заняты, то она прогадала, занята лишь одна рука. Второй я обнял ее и привлек к себе, чтобы точки соприкосновения переросли в сплошную поверхность.
Мадина отстранилась и кивнула на телефон:
– А если что-то важное?
– Все
