те служить.
Лыков настороженно поднял голову.
– Ну, я имел в виду полноценно служить, со всей отдачей… – смешался тайный советник. – Это потом пройдет! Все проходит… Одним словом, предлагаю вам отдохнуть.
Алексей четыре дня назад похоронил своего учителя, фактически второго отца. Павел Афанасьевич Благово так и не оправился от ранения, полученного два года назад на германских водах. Нескончаемые болезни истощили его организм. Вице-директор Департамента полиции был вынужден уйти со службы. Лишившись жалованья и казенной квартиры, он поселился на Мойке возле Почтамтского моста. У Благово оставались деньги после продажи родового имения, да и эмеритальные суммы[1] подкрепили его бюджет. Понимая, что долго не протянет, отставник не стал скопидомничать. Уютно меблировал свои комнаты, курил дорогой табак, пил старые мальвазии. Врачей слушался, но как-то механически. Употреблял лекарства, не манкировал режимом. Про себя он уже давно все решил… Павел Афанасьевич принимал ограниченный круг людей. Алексей с Варенькой опекали старого холостяка. Как могли они скрасили последние месяцы его жизни. И вот уставшая душа отмучилась… Лыков схоронил учителя на Лазаревском кладбище, рядом с могилой адмирала Мордвинова. Несчастье, хоть и давно ожидаемое, надломило коллежского асессора. Он сильно переживал. Внутри застряла и не хотела выходить ноющая боль. Но Алексей понимал, что долго жить горем нельзя, надо выбираться. Поэтому ответил начальству:
– Петр Николаевич, спасибо за предложение и заботу, но я хочу попросить об обратном. Клин клином вышибают. Нет ли у вас какой лихой командировки, лучше всего к черту на кулички? Чтобы некогда стало скорбью упиваться…
Дурново усмехнулся.
– Как раз такая и есть! Вот, взгляните на это.
И выложил перед собеседником три фотографические карточки.
Лыков взял первую и воскликнул удивленно:
– Это же Большой Сохатый! Кто его так?
На фото было искаженное гримасой лицо мертвого человека. Голова обрита наголо, однако правая сторона макушки загорелая, а левая нет. Так бывает, если подстричь каторжного… На горле покойника виднелся отчетливый разрез.
– А других не узнаете?
– Ну-ка… Это тоже мой знакомец, Иван Язев по кличке Ваня Прости Господи. Жуткий тип, патологический. Мы его укатали перед коронацией. На каторге должен сидеть, стервец. Горло так же перерезано, чем-то очень острым.
– А третий?
– Третьего не знаю. Ежели по приметам…
Лыков наморщил лоб, вспоминая.
– Левая бровь выше правой… Сильно выступающий козелок уха… Это не Щетинкин?
– Он, – довольно подтвердил директор.
Щетинкин был атаманом шайки налетчиков в Области Войска Донского.
– Вроде бы его в прошлом году тоже поймали?
– Да, все трое, по справке Главного тюремного управления, сидят на Сахалине. Живые и здоровые.
– Хм… А на карточках они не больно живые. Где их сняли?
– Это самое интересное, Алексей Николаевич. Карточки с мертвых сделал наш консул в Нагасаки.
– В Нагасаки? – опешил Лыков. – В Японии?
– Точно так.
– Вот это кульбит! А где? В морге? Не по улицам же валялись там наши головорезы?
– Вы почти в точку. Все три тела нашли на берегу моря. В деле много необычного и даже удивительного. Вот рапорт консула, коллежского советника Костылева, здесь все изложено. Трупы обнаружил его слуга, японец. Он ходил в свою деревню, относил жалованье. Деревня в десяти верстах от Нагасаки. По пути сел передохнуть. На перевернутую лодку… За каким-то чертом слуга заглянул под нее и обнаружил покойников, зашитых в мешковину. Опешил, а когда понял, что русские, побежал к хозяину.
– А как он догадался, что это наши, а не англичане, к примеру?
– По регалкам[2]. Слова были ему незнакомы, но буквы слуга узнал. Так вот. Костылев, светлая голова, захватил с собой переносную камеру и снял лица найденных покойников на карточку. После чего отправился со слугой в полицию. Когда они вместе с нарядом вернулись к лодке, жмуриков там уже не было.
– Всё интереснее и интереснее! А дальше? Что же предприняла полиция?
– Ничего. У консула возникло впечатление, что японские власти остались очень недовольны находкой. Глухая стенка – никто ничего не говорит. Вместо полагающегося расследования – волокита. Такая, японская, как только они умеют… Если бы не фотографии, косоглазые вообще отрицали бы весь случай. Теперь отрицать нельзя, но можно закрыть дело. За отсутствием улик. Власти так и поступили.
Эмеритальные суммы – дополнительная пенсия, складывающаяся из шестипроцентных вычетов из жалованья чиновников и доходов по ним. Выплачивалась при выходе в отставку.
Регалки – наколки, татуировки.
