на пол. Полчаса приятели «растрясали жиры». Алексей время от времени пробовал угостить соперника хорошим лещом, но ни разу не попал. Уморившись, они шли в буфет пить холодное пиво. Потом гуляли по палубе с Бисиркиным. А на стоянках втроем шлялись по диковинным заморским городам. Оказалось, что барон был везде, да не по одному разу. Он давал своим спутникам пояснения, выступал переводчиком, менял рубли на фунты… Штабс-капитан и надворный советник смотрели на все раскрыв рты. Они сначала накупили «на память» всякой ненужной дребедени. Потом Бисиркин опомнился и перестал бросаться деньгами, а Лыков продолжал. Кораллы и большие раковины, персидский ковер, серебряные чаши, чучело крокодильчика и даже зачем-то кальян загромоздили каюту. Наконец барон отобрал у друга бумажник и расплачивался из него сам. Скупка барахла прекратилась.
Алексей постоянно помнил, что внизу, в трюме, плывет Буффаленок. Но все на «Петербурге» было устроено так, чтобы привилегированные пассажиры не пересекались с арестантами. Последние гуляли лишь по трюмной палубе со стороны кормы. Караул не пускал туда чистую публику. Лыков ходил кругами и выяснил, что через вентиляционные трубы доносятся разговоры каторжных. Много часов он болтался возле них, надеясь услышать голос Федора. Но ни разу это ему не удалось. Между тем судовой доктор рассказал, что среди каторжных очень распространилась тропическая сыпь. А еще заплесневели судовые галеты, и трюмным жителям не хватает хлеба…
По выходе из Адена лейтенант Степура-Сердюков распорядился на полдня запереть провинившегося арестанта в «маяк». Это был своего рода чулан из меди, в котором помещался бортовой сигнальный огонь. Внутри него едва мог стоять человек. На жаре медь раскалилась, и наказание стало пыткой… Лыков и Таубе попробовали заступиться за несчастного, но старший помощник велел им не соваться не в свое дело. Губернский секретарь Фомин поддержал лейтенанта:
– Эх, господа командированные… С этими канальями иначе-то и нельзя! Анафемское семя – только плеть понимают! Ну ничего. Поживете меж нас месяц-другой и тоже научитесь.
Лейтенант, конечно, был прав. Когда на борту сотни убийц, грабителей и насильников, строгость необходима. Иначе будет хуже… Но все равно, сидя в тени, в лонгшезе, под свежим ветерком, Лыков ощущал себя очень неуютно. Выручила госпожа Фролова. Почтенная матрона о чем-то пошепталась со Степурой, и несчастного вернули из «маяка» в трюм. Видимо, добрая женщина умела убеждать людей такого сорта…
На стоянках и со встречных пароходов «Петербург» забирал телеграммы новостных агентств. За ужином их зачитывали пассажирам. Корреспонденты много писали о Всемирной выставке в Париже, о необыкновенной башне инженера Эйфеля. Таубе в каюте анализировал другие новости.
– Смотри, Лешка! Сообщают, что в Берлине идут секретные переговоры между Германией, Британией и Америкой. Делят Соломоновы острова. Лезет, лезет Василий Федорович[24] в Океанию!
Василий Федорович – прозвище кайзера Вильгельма II Фридриха в России.
