ме Ridero
Бичевоз
Прошло несколько лет, как снял я военную форму, но всё чаще снится мне армия. Снится далёкий наш посёлок, работа, снятся друзья…
…Я сижу на боковом месте в общем вагоне в поезде, прозванным, как я позже узнал, «бичевозом», и пытаюсь в темноте ночи разглядеть хоть что-нибудь. Но за окном лишь смутно проглядывают чёрные контуры деревьев и нет никаких признаков жилья человека. Сходить мне на станции с якутским названием, которое я никак не могу запомнить. Прошло трое суток, как я выехал из дома. Позади остались большие города и посёлки, позади остались два штаба, две высшие инстанции, где решалась моя судьба на эти долгие два года. Там мне определили должность – заместитель командира роты по технической части, и там же выбрали место службы. Строгий полковник спрашивал, не боюсь ли я солдат, на что я пожимал лишь плечами.
Свет в вагоне неяркий, тусклый. Лица людей кажутся чужими. Слышны пьяные выкрики. Я чувствую себя неуютно, совсем одиноко. Оторванный от старой жизни, мне теперь предстоит начать новую. Как-то она сложится?
– Ну что, земляк, далеко ли едешь? – Напротив садится лохматый парень, чуть навеселе, – «бич».
Знакомимся.
– Не унывай, земляк, жить здесь можно. Зимой, правда, холодно: плевок на лету замерзает, летом жара: тайга горит, а комары величиной с воробья – в кулак поймаешь, с одной стороны голова торчит, с другой лапы. А на твоей станции у меня кореш живёт, солдат, станционник, у него и переночуешь.
– Да нет, спасибо, меня встретить должны.
– Ладно, земляк, я тебя всё равно провожу.
Поезд замедляет ход, останавливается. Пора выходить. Под козырьком станционного вагончика горит лампочка, дальше темнота. Мой новый знакомый радостно здоровается со своим другом-солдатом, стоящим на путях с фонарём, и у них завязывается оживлённая беседа. Больше поблизости никого не видно. Поезд отходит.
– Пойдём, лейтенант, переночуешь у нас в вагончике, – говорит солдат.
На мне ещё нет военной формы, но солдатское «тыканье» мне не нравится.
– Нет, я пойду в часть, куда идти-то?
Долго иду по путям в темноте, спотыкаясь о шпалы. Наконец подхожу к воротам со звездой. Рядом кирпичный домик с табличкой «КПП».
Санчасть
Внутри КПП солдат с красной повязкой на рукаве.
– Здравствуйте, меня должны были встретить. Вот, прибыл к вам служить.
– Вы откуда, товарищ лейтенант?
– Из Москвы.
– Да, не земляк, но здесь из Москвы много ребят служит, может быть знакомого встретите.
Солдат крутит ручку телефона, вызывает дежурного по части и вот уже с прапорщиком (тоже с красной повязкой) мы идём по территории части. Тихо, вокруг ни души, ровно стоят в ряд одинаковые домики. Всюду чистота и порядок, одно слово – армия. Мы подходим к двери с табличкой «санчасть» и входим внутрь. Прапорщик зажигает свет. В два ряда стоят койки. Одна из них, с краю, свободна.
– Вот здесь переночуете, – говорит прапорщик. – А завтра утром всё определится. А пока, – спокойной ночи, – он козыряет и уходит.
Я раздеваюсь, тушу свет, забираюсь под одеяло и… долго не могу уснуть. В комнате слышен громкий храп, какие-то вздохи и бормотание. Я надеваю брюки, тихо выхожу на улицу, закуриваю. «Вот с этой ночи и начался отсчёт моей службы в армии. На долгие два года. Время пошло», – думаю я.
Три дня я прожил в санчасти. Начальство обещало мне место в общежитии, но очень не торопилось. На довольствие меня ещё не поставили, и, так как деньги мои подошли к концу, питался я довольно скудно. На третий день ко мне подошёл замполит нашей роты и сказал, чтобы я был проще, и занимал квартиру рядом с ним, которая пустовала, что я и сделал.
– Сам не сделаешь, никто за тебя не сделает, – сказал Петя.
Ещё через два дня я получил форму, пришил погоны и вышел на службу.
Отдание чести
Чувствую себя в форме не совсем ловко. Иду по дорожке от КПП к штабу. Навстречу идёт воин, как называют здесь солдат. Парень смотрит мне в глаза, в лице нет насмешки, чего я больше всего боюсь. Я отвожу глаза, вот мы поравнялись и… воин не отдаёт мне честь. Я сбиваюсь с шага, не поворачивая головы, оглядываюсь. Никто не смотрит. А до штаба ещё далеко. Вот снова навстречу воин. Поравнявшись со мной, солдат поднимает руку, но дальше пуговицы на «ХБ» она не идёт. Я тоже было дёрнул руку в ответ, но вовремя осёкся. Это была уже насмешка. До штаба я дошёл не поднимая глаз. Я не был чересчур храбрым, но и не считал себя уж совсем трусом. Тем более, что два года занятий карате дали
