Действующие лица и исполнители:
Ванда Гаевская, певица, сопрано – Ванда Гаевская
Злата Батрак, певица, сопрано/меццо-сопрано – Злата Батрак
Слава Гайдук, виолончелист – Слава Гайдук
Люська Рудова, пианистка – Людмила Рудова
Ева, пианистка – Елизавета Нагель
Людвиг, пианист и импровизатор – Людвиг
Шалевич, композитор – Шалевич
Галя из Курска, румяная певица, потом бродяжка на Курском вокзале – Галя из Курска
Маргарита Федотова, пианистка, профессор Консерватории – Маргарита Федотова
Дергачев, человек из Кремля – Дергачев
Одинцова, певица Большого театра, меццо-сопрано – Одинцова
Розен, органист, профессор Консерватории – Розен
Юг (Усатый Сталин), богемный писатель, дворник – Юг
Янданэ, богемный художник, дворник – Янданэ
ДЕРЕВЯННЫЕ ДУХОВЫЕ
Семейство флейт, гобоев, кларнетов и фаготов. Еще – семейства саксофонов и сарюзофонов. Звук: дунешь в трубку, закроешь дырки, поет столб воздуха. Язычковые, лабиальные – зачем мне это знать? Я должна сдать инструментоведение и получить зачет.
Оркестр. Все инструменты звучат. Пока они звучат – жизнь идет.
Греми! Бесись! Взрывайся! Режь себе грудь ножом, вены – бритвой! Все это музыка.
А ты думала, музыка – это лежание в мягких подушках?!
Плохо же ты думала о себе.
Сухой конспект. Вся ярость – внутри.
Flauto piccolo
Флейта. Древность. Звонкое имя.
Предок – фригийская флейта, двойная. Был еще авлос. Флейта косая, поперечная.
В восемнадцатом веке все играли на флейте. Кому не лень. И кто мог купить себе эту дудку.
Лютня, арфа, клавикорды и флейта. Таким ансамблем сопровождали спектакли.
Флейта малая, piccolo, звучит октавой выше обычной флейты.
Резкая, грубая, визжит. Как базарная баба. Я бы не хотела играть на такой.
Есть еще альбизифон. Басовая флейта. Зубр и бизон среди флейт. Я ее никогда не видала.
(сидят, едят. Шведский стол около Кремля)
Там, далеко, все кануло. Все утонуло в зимнем дыму. В чужих снегах. Здесь все близко, безумно и жарко. Много мисок стоят в ряд. Дымятся. Надо выбрать, наложить на сиротские голые тарелки еду. Роскошна! Никогда, такие салаты… Постругано мелко, порезано ювелирно. Повар в колпаке – в облаках пара. Звон, звон. Звенят бокалами? А может, падают с запястий наручные часы и бьются, бьются? Да нет, это куранты.
Рослый монгол, а может, бурят, каменно восседает напротив, косичка бежит по спине меж лопаток. Второй за столом – тоже высокий, каланча. Усы у него, как у Сталина. Девушка при них. Женщина, она хочет быть девушкой все равно, каждый день возвращаться назад, плевать ей на время. Глаза-лампочки. Косая челка. Снежная скатерть наброшена на плоскую, худую спину подобострастного стола. Нет времени! Нет, есть; оно просто бежит по белой скатерти очень быстро, как стыдный, преступный паук, что спустился на пыльной прозрачной нити с небеленого потолка. Рядом, в окне, Кремль. Он красный и страшный. Его башни, красные зубья, разгрызают время, знают его на вкус, кости его перемалывают, – а сами башни безвременны, их нельзя пристегнуть к ветру эпохи, к ветхому календарю.
Трое за столом. Монгол, а может, бурят встает и, чуть шатаясь, идет к раздатку. Шведский стол! Заплати в кассу смешную денежку – и сиди, пируй! Здесь вино не продают. Но можно тайком принести с собою, за пазухой. Усатый Сталин принес! Красное и сладкое.
– Девчонки такое любят!
Хитро смотрит. И штопор не забыл.
Есть счастье на земле.
Вина купить нельзя, а бокалы пустые взять можно: на столе, где пустые чашки для чая-кофе. Гигантские чаны с кипятком, не прикасайся, обожжешься. Вино, вино, пьем, пока молодые! Да в зале все пьют, и старики тоже. Времени ведь нет. Его убили. За это грех не выпить. Еле слышно, хрустально звенят куранты. Еще живые.
Монгол
