то шакалом, это уж точно.
– Позволь-ка узнать, деньги откуда? И много ли? – поинтересовался я.
– Ну, а давайте, прежде чем вопросы задавать, представимся для начала! – предложил мне развязно Бекетов. – Без имени и овца – баран!
Я развернул удостоверение и предъявил Бекетову. Он кивнул на единственный свободный стул у пропахшего мочой рукомойника, раздвинул занавески и удалился в комнату. Послышался шёпот, перерастающий в спор. Затем из комнаты вышла женщина неопределённого возраста со спитым синюшным лицом. Застёгивая на груди кофточку, она кокетливо улыбнулась мне беззубым ртом и, надев валявшиеся у дверей калоши, вышла.
– Вот! – воскликнул Корнеев, провожая женщину взглядом. – Возле этого барана красотки вьются, когда деньгами могут поживиться!
Снова появился Бекетов.
– Может, по пивку? – предложил он, обводя уставшими глазами пустой стол.
– Спасибо, я на работе.
– Но я-то не на работе, – проворчал себе под нос Бекетов.
– Потом, потом! Сначала ответь на несколько вопросов.
Мне никак не удавалось найти нужный тон.
– Я сейчас, – Бекетов сделал рукой обнадёживающий жест и скрылся за занавеской.
Прождав его минут десять, я заглянул в комнату и увидел, что Бекетов валяется на диване без чувств. Пожалев о потерянном понапрасну времени, я ушёл, мысленно ругая себя: умная голова, да дураку досталась!
– Ох, чует моё сердце – зря вы его тут оставили, господин следователь! – сокрушался Корнеев. – Исчезнет он, точно исчезнет!
Но я ничего не мог поделать. Даже не смог придумать, за какой административный проступок его можно было бы упрятать в изолятор. Как ни крути, а в условиях камеры работать с подозреваемым было бы легче.
А вот со вторым другом убитого вышло проще. Он оказался солидным бизнесменом, и мне не стоило бы труда обеспечить его явку в следственный кабинет. Но я предпочёл увидеть Смольянова в его родной стихии – в офисе. Подъезжая к автосалону на улице Гурзуфской, я продолжал мысленно группировать вопросы, которые предстояло исследовать. Я и раньше обращал внимание на этот стеклянный дворец, сквозь прозрачные стены которого виднелись крутящиеся на своих постаментах, словно на игрушечной карусели, новенькие «Фольксвагены».
Смольянов усадил меня в удобное кресло из какой-то мягкой и в то же время упругой ткани. А мой спутник Корнеев стал разгуливать по просторному кабинету и с кривой ухмылкой разглядывать помещение. Смольянов выразил мне сочувствие по поводу убийства Корнеева. Но затем он, видимо, понял, что ошибся со своими соболезнованиями, махнул рукой и, открыв дверцу бара, извлёк бутылку и две рюмки из синего стекла. Я позавидовал его ловким и уверенным движениям, когда он разливал по рюмкам коньяк. От предложения выпить я отказался, а Смольянов наполнил рюмку
