перед кем-то? С какой стати, блин? – накручивал себя Фишкин, нервно расхаживая по комнате. – Кого хотим, того и переводим через дорогу! А если очень хорошо попросишь, Ермол, то и тебя перевести можем! А то и подальше куда сопроводить. Ты только свистни, мы поможем, мы добрые!»В эту секунду Фишкин искренне казался сам себе остроумным, благородным, смелым и независимым. Независимым ни от чужого мнения, ни от сплетен, ни от насмешек, если таковые будут иметь место. Ему хотелось быть таким – решительным, великодушным, щедрым на добрые дела и поступки. Но в самой глубине души, в самых далеких и темных ее уголках таился предательский страх. Страх быть осмеянным, страх потерять авторитет среди приятелей, авторитет человека, знающего себе цену, ироничного и дерзкого.Все в классе привыкли к тому, что он, Фишкин, влюблен в красавицу Лу, правда, безответно, но ведь в самую красивую девушку в школе. И это его безмолвное обожание не унижало, а, наоборот, возвышало Фишкина в собственных глазах и в глазах всех остальных. Скоропалительный роман с Катей Андреевой, модной, современной, уверенной в себе девушкой, тоже придавал ему желаемую значимость. А тут на2 тебе – серенькая Колесниченко, робкая и пугливая, как ящерица, абсолютно не вписывающаяся в его, Фишкина, окружение и в тот фишкинский образ, так старательно созданный им же самим.«Короче, я ее обидел, у нее аж голос зазвенел, – снова мысленно вернулся к злополучному телефонному разговору Вадим. – Нет, надо помягче с ней, а то еще разозлю ее по-взрослому и останусь без занятий, а потом и на второй год. А вот интересно, она вообще злиться умеет? Так, чтобы разбушеваться, разораться на меня? Представляю, если б на ее месте Катя оказалась или Черепашка, не говоря уже о Лу. А я вот так бы им ответил? Занят, мол? Да от меня бы и мокрого места не осталось! А Зойка ничего, вежливенько так: ой, забыла, мол, сама не смогу, бабуле помочь надо… Странная она все-таки какая-то».Твердо решив поскорее начать занятия с Зоей и не обращать внимания на реакцию одноклассников, какой бы она ни оказалась, Вадим хотел было набрать ее номер, но ему пришла в голову мысль, что неплохо бы сначала разобрать свои вещи после больницы, разложить все по местам и приготовить свой письменный стол к приходу юной репетиторши. Недолго думая, он притащил свой рюкзак из прихожей, где тот валялся под вешалкой со вчерашнего дня, и, расстегнув молнию, просто перевернул его над диваном. Из рюкзака посыпались разные бытовые мелочи, мобильник, одежда, книги. Вместе со сборником фантастики на диван спланировал обрывок тетрадного листа. Фишкин озадаченно сдвинул брови, припоминая, что бы это такое могло быть.На листке размашистым почерком были записаны номера телефонов, городской и мобильный. И имя – Олег Милоградов.«А-а, это же мне Алик вчера в последний момент сунул, – сообразил Фишкин. – Надо бы в записную книжку переписать. Может, пригодится».Олег Милоградов, а в силу еще несолидного возраста просто Алик, проходил преддипломную практику в больнице, в том отделении, где пришлось проваляться почти месяц
перед кем-то? С какой стати, блин? – накручивал себя Фишкин, нервно расхаживая по комнате. – Кого хотим, того и переводим через дорогу! А если очень хорошо попросишь, Ермол, то и тебя перевести можем! А то и подальше куда сопроводить. Ты только свистни, мы поможем, мы добрые!»