раем на земле. Мэгги невольно вспомнила многоцветие средневековых манускриптов. И еще: церковных витражей с райскими кущами, которые она видела в одном из редингских церквей. В небе щедро светило солнце, изливалось золотым слепящим ливнем.
– Прерафаэлиты сошли бы с ума! – сказала она Нэнси. Та озадачилась. – Неважно, – поспешила исправить свою оплошность Мэгги.
И вдруг глаз обожгло алое пятно. Мэгги вздрогнула.
– Нэнси, посмотри! – Мэгги инстинктивно подтянула повыше перчатки.
Нэнси отбежала так далеко, что ей потребовалось несколько минут, чтобы вернуться к Мэгги. (Она бросалась из стороны в сторону, как полоумная, «как собака, которая сорвалась с цепи и ошалела от воли,» – пришло Мэгги на ум сравнение.)
– Какая прелесть! – воскликнула Нэнси и бросилась к алому пятну. – Я совью тебе венок! Ты будешь еще красивее!
Как сумасшедшая, она стала срывать охапками алые цветы, а потом вить из них венок. Мэгги не остановила ее и подумала, какое счастье, что, даже не предусмотрев такого энтузиазма у Нэнси, надела с утра шляпку. Даже если ей водрузят этот венок на голову, он не коснется ее волос и ее кожи. «А Нэнси прикосновение к огневице, скарлетто, как раз то, что надо!»
День прошел как нельзя более удачно. Для Нэнси. Она получила райское наслаждение. И, конечно, для Мэгги; она была уверена, что отмщена. Она не брала в рот ничего из тех продуктов, которых касалась Нэнси, и, конечно, зря Нэнси подавала ей руку, когда они садились в коляску, Мэгги справилась сама! Мэгги предоставила решать судьбу Нэнси Богу, Богу, создавшему Grinkaldis ardens. А может, точнее сказать, своей богине – Гекате.
Назавтра они отправились обратно в Англию.
А после возвращения Нэнси неожиданно занемогла. И уже через неделю умерла. Списали на какое-то странное заражение или болезнь, подхваченную в Италии. Слава Богу, хоть Мэгги не заразилась! Да, ведь Мэгги предстояло сделать еще столько много!
Цветок засохший, безуханный
Было бы ошибкой думать, что Мэгги читала лишь о ядовитых растениях. Вовсе нет!
Одной из любимейших ее писательниц была Джейн Остин. Родственная душа. Так же романтична и так же иронична. (Впрочем, Мэгги, скорее, саркастична.) Но она не перестала быть романтической девушкой. Ей особенно нравились ранние опусы Остин. Ей не нравилось то, что обычно ценится у Остин, все эти ее позднейшие романы, гордости и предубеждения, чувства и чувственности. Еще подросток, она ценила первые крошечные, но такие выразительные в своем бунтарстве «романы» Остин, еще ее, Мэгги, ровесницы или почти. Самым любимым из них был «Джек и Элис». Двадцать с небольшим страниц. Роман! Мэгги, откровенно сказать, так и не поняла, кто там Джек. Элис, кажется, влюблена была в Чарльза Адамса? Может, Мэгги чего-то не поняла, может, не разобралась в слишком густой для такого объема текста паутине персонажей. Чарльз Адамс, несомненно, был описан привлекательнее всех.
Его явление в маске Солнца (ах, маски, могла ли она знать, как важны они
