Учеба начнется только в следующем семестре.
– Тебя уже приняли?
Джеффри гордо кивнул:
– Да. Это наделало шуму, мне ведь всего шестнадцать лет.
Губы Филиппа растянулись в улыбке.
– Ничего другого от Мэннерингов я не ожидал.
За долгие годы знакомства у Филиппа были основания судить о сообразительности Антонии.
Равнодушно осматривая безупречный костюм Филиппа, Джеффри с отсутствующим видом кивнул.
– Осмелюсь предположить, что вы меня не помните, но я был здесь много лет назад, когда родители оставляли нас с сестрой у Генриетты. Почти все время я проводил в детской – либо в комнате у тетушки. Она очень тепло, можно сказать, по-матерински ко мне относилась.
Филипп, занятый драпировкой идеальных складок на рукаве, криво улыбнулся:
– На самом деле я помню. Ты себе не представляешь, насколько я благодарен Антонии, а позже и тебе. Вы давали выход материнским чувствам Генриетты. Я ее очень люблю, однако сильно сомневаюсь, что наши отношения были бы такими сердечными, если бы она продолжала оттачивать свои таланты на мне вместо других, более подходящих мишеней.
Джеффри смерил Филиппа оценивающим взглядом.
– Но вы, должно быть, были вполне… то есть почти взрослым, когда Генриетта вышла замуж за вашего отца.
– Не таким уж и стариком я был – всего восемнадцать лет. И если ты считаешь, что теперь, когда ты вырос, Генриетта перестанет о тебе заботиться, советую подумать хорошенько еще раз.
– Я уже в курсе! – С гримасой отвращения Джеффри отвернулся, взял первую попавшуюся статуэтку и стал крутить ее в руках. – Иногда, – понизив голос, доверительно произнес он, – мне кажется, что я навсегда останусь ребенком в их глазах.
Филипп щелчком смахнул крупицу корпии с рукава.
– Пусть это тебя не беспокоит. – Теперь Филипп говорил как с равным себе. – Но все же пройдет много времени, прежде чем они тебя отпустят.
Джеффри скривился:
– В том-то и дело. Я уже не верю, что они когда-нибудь это сделают. Раньше меня никуда не отпускали. – Насупившись, он продолжал: – Мама и слышать не хотела о том, чтобы отправить меня в школу, я постоянно занимался с учителями дома.
Тут открылась дверь, и их тет-а-тет прервался. Филипп выпрямился, когда в комнату вошла Антония. Джеффри заметил его движение, поставил фигурку на место и скромно проследовал в глубь комнаты.
– Добрый вечер, Антония.
Филипп любовался тем, как грациозно она идет, окутанная облаком мягкого желтого шелка; облегая сверху и ниспадая от талии бесподобными складками, платье, словно вторая кожа, повторяло все изгибы ее фигуры. Золотистые локоны непокорно выбивались из тщательно уложенной прически; взгляд светло-зеленых глаз с золотистыми искорками, как обычно, обращен прямо.
– Милорд. – Антония изящно наклонила голову и перевела взор на брата. – Джеффри. – Безмятежная
