с каким трудом лошадь тащится по непролазной грязи. — Того и гляди, телега развалится и лошадь ноги переломает.
— Ничего, выдержат! — говорит муж; он теперь опять идет пешком, но вожжи по-прежнему держит в руках, чтобы лучше править, —- ведь он знает эту дорогу.
— Держись крепче на возу, сядь на середину, не то сбросит тебя, — поучает он жену. И когда самое трудное остается позади, он говорит ей в утешение: — Не вечно так будет. Вот углубим канавы, дорогу поднимем, выровняем. Настелем еловых веток и можжевельника, сверху камней с поля навалим да гравия — этого добра здесь достаточно на горе под соснами, бери сколько влезет. Через несколько лет тут хоть в карете разъезжай, на паре лошадей...
— Хоть бы в телеге можно было проехать, — молвила жена.
Добрались до холма, до своего холма. Дорога снова потянулась вверх по косогору.
— Солнце-то зашло, — сказала жена, когда они въехали на холм, откуда открывался горизонт.
— Да, а мы так и не успели домой добраться, — ответил муж.
А дома хозяин и хозяйка нужны были позарез, без них хоть к соседям беги за помощью. Только что с плачем прибежал пастушок: Маазик завязла в ольшанике. Мычит, бьется, старается ноги вытащить и не может. Совсем увязла! Так там и останется, если люди не помогут.
Молодая хозяйка сперва даже не поняла, что такое стряслось с коровой. Ведь Маазик — тоже часть ее приданого — не какая-нибудь хилая, безногая коровенка, а всего лишь пятым-шестым теленком ходит, значит, в самой лучшей поре. Дома, пася скот, хозяйка никогда не видела и не слышала, чтобы корова вдруг где-нибудь увязла. Поэтому хозяйка и не могла понять, в чем дело, хотя и видела только что своими глазами, как надрывалась в болоте лошадь. А ведь лошадь все-таки шла все время по дороге, заменявшей чуть ли не шоссе в этом захолустье.
Бобыль с женой, которые оставались за хозяев, объяснили ей все в двух словах. И она поняла, что все еще рассуждает сейчас так, словно по-прежнему пасет скот в отцовской усадьбе, а не так, как полагается рассуждать самостоятельной хозяйке.
— Боже мой! — воскликнула она. — Зачем корову в болото гнать, если там так топко! Маазик ведь скоро отелиться должна.
— Да я ее и не гнал, — с плачем отвечал мальчуган. — Она сама пошла, не хотела от других отставать.
— На болоте по кочкам осока растет, вот она и пошла, — пояснила бобылка Мари. — Луг-то еще голый, там корове зубами ухватить нечего, разве что языком лизнет. Скотина не дура, знает куда идти.
— А что теперь делать? — беспомощно спросила хозяйка.
— Выручать надо — чего еще! — ответил старик-бобыль и, повернувшись к пастуху, спросил: — Где же она увязла, на большой промоине, что ли?
— Нет, на малой, — ответил Ээди, — через большую-то она прошла. По самое брюхо проваливалась, а все-таки прошла, мычала только.
— Ишь ты, падаль этакая, через большую прошла, а в малой увязла, — проворчал Мадис и тут же добавил: — Ну, раз в малой, то беда невелика,
