в активную жизнь – все равно что двигать тяжелый шкаф, привинченный к паркету. Разумеется, тетя не считала, что Лили тоже должна вести абсолютно неподвижную жизнь: она, как и все американские опекуны, снисходительно потакала юношеской непоседливости.
Потакала она и другим склонностям племянницы. Ей казалось совершенно естественным, что Лили все деньги тратит на наряды, и к скудному содержанию девушки она время от времени добавляла «щедрые подарки», предназначенные для тех же нужд. Лили, будучи весьма практичной девушкой, предпочла бы постоянное пособие, но миссис Пенистон любила периодические проявления признательности, вызванные неожиданными чеками, и, видимо, была достаточно проницательна, чтобы таким образом поддерживать в душе племянницы неугасающее чувство зависимости.
На этом миссис Пенистон считала свой долг исполненным. Она просто стояла в стороне, предоставив Лили самой себе. Сначала Лили принимала это с искренней самоуверенностью, потом уверенности поубавилось, а сейчас она чувствовала, что отчаянно ищет точку опоры в этом мире, который еще так недавно казался принадлежащим ей по праву. Как это произошло, она не знала. Порой Лили думала, что во всем виновата бездеятельность миссис Пенистон. Или, может, сама она чересчур энергична? Не слишком ли явно она стремится к победе? Может быть, ей не хватает терпения, гибкости, скрытности? Девушки более молодые и податливые десятками выскакивали замуж, а ей уже двадцать девять, и она все еще мисс Барт.
У Лили начались вспышки гнева на судьбу, она страстно желала сойти с дистанции в этой гонке и жить самостоятельно, зависеть только от себя. Но что за жизнь ожидала ее в таком случае? У нее едва хватало денег, чтобы заплатить портнихе по счету да разделаться с карточными долгами, и ни одно из тех поверхностных и пестрых увлечений, которые она величала «своими вкусами», не было настолько сильным, чтобы сделать осмысленной ее жизнь во мраке. Ах, нет! Она была слишком умна, чтобы лгать себе самой. Так же сильно, как и ее мать, Лили ненавидела убожество, и до последнего дыхания она будет сопротивляться ему, снова и снова карабкаясь вверх, выныривая из пучины, пока не достигнет сияющего чертога успеха, стены которого слишком скользкие, чтобы на них удержаться.
Глава 4
Утром Лили нашла на подносе с завтраком записку от хозяйки дома.
«Драгоценная Лили, если для тебя не будет слишком обременительным сойти вниз к десяти, не могла бы ты заглянуть ко мне в кабинет и помочь в одном скучном дельце?»
Лили смахнула записку на пол и со вздохом рухнула на подушку. Ей будет слишком обременительно сойти вниз к десяти – в Белломонте это было все равно что встать с первыми лучами солнца, – и она слишком хорошо знала, какое именно «скучное дельце» ее ожидает. Хозяйскую секретаршу мисс Прагг срочно вызвали куда-то, и теперь некому писать записки и заполнять карточки для обеденного стола, отыскивать потерянные
