плыть по реке. Когда лихоманка отпустила, стало совсем интересно. Он никогда не подозревал, что со средины реки и Явь выглядит по-другому, по-новому. И берега все время разные, плывешь и смотришь.
Вот только от родичей уплывали все дальше, видел Любеня, труднее им будет догнать. Он все еще верил, что его выручат. А не успеют – сам убежит!
На очередную ночевку пристали уже всем войском. Становище получилось большим, шумным, воины, обрадованные встречей, долго не могли угомониться. Теперь варили не только обычную кашу, с одной из ладей притащили хрюкающего, лопоухого кабанчика, ловко забили его ударом кинжала под ухо, быстро распластали на куски жирную тушу. Мясо и жир покидали в общий котел, а самые мягкие, сочные куски свеи насаживали на кончики мечей и жарили над огнем.
В этот вечер свеи выпили особенно много пива. Воины раз за разом вышибали дно из бочонков и досуха вычерпывали их своими гладкими шлемами.
Шум, гам, трескучая свейская речь, громкий, как хлопки, хохот, колеблющееся пламя огромных костров, что развели свеи на берегу…
Если бежать, то сегодня, решил Любеня. Он не знал, куда его завезли свеи, далеко, наверное, но темного, ночного леса мальчик теперь боялся меньше, чем этих пришлых воинов.
«Куда бы ни завезли, – рассудил мальчик, – если идти вниз по течению реки – не собьешься». А от опасности можно и в чащу спрятаться, лес-батюшка всегда укроет, если хорошенько попросить об этом лесных духов и самого Лешего, лесного хозяина. Главное – уважительно попросить, когда-то учил его волхв.
«Почувствуй себя в лесу листом, травинкой, каплей, что падает в реку, растворяясь в воде, – и никто тебя никогда не найдет, – говорил, помнится, волх в. – Поймай это ощущение растворения себя в окружающем. Дальше – даже говорить не буду, сам увидишь…»
Мальчик пробовал. И действительно начинал чувствовать словно новая, незнакомая сила входит в него, словно он действительно становится одним целым и с лесом, и с небом, и даже с неподвижными, замшелыми валунами.
Он, хоть и малый, но понял, что вот так, исподволь, Ратень начинал передавать ему секреты древнего волхвования.
Эх, дядька, дядька… Как же так вышло все-таки…
Да, если бежать – то сейчас, сегодня, не ждать больше!
Мальчик гордился тем, как он здорово, совсем по-взрослому, все придумал. И нога болит уже куда меньше, можно бежать.
На ночь оличей обычно связывали по рукам и ногам, продев под локти, завернутые назад, крепкую жердину, только Любеню, как маленького, да еще подранка, просто привязывали в стороне за щиколотку раненой ноги на крепкой конопляной веревке. Свеи, видимо, рассудили – раненую ногу мальчишка не распутает, побоится боли.
Ночью Любеня постарался не засыпать. Медленно тянулось время, оличи уже похрапывали, взбрыкивая и мыча во сне от неудобных, полусидячих поз, а он лишь клевал носом. Задремывал невзначай, но тут же вскидывался, больно щипал себя за руку и снова чутко ловил тревожные
