школе Бен сказал ей что-то, а она сделала вид, что не слышала, и прошла мимо. Теперь ей интересно, что он говорил тогда, и она спросила Бена об этом. Возможно, он подумал, что Шелби – чванливая снобка, не исключено, что так оно и было. Бен клянется, что забыл, но на его лице играет деланая улыбка.
Он прекрасно помнит, что спросил тогда: «Знаешь, где комната для занятий музыкой?» Его мать настаивала, чтобы он брал уроки игры на саксофоне. Но ему хотелось сказать ей совсем о другом: «Не пожалел бы сотни долларов, чтобы поцеловать тебя».
– В школе я тебе не нравилась, – сказала Шелби.
– Я никого тогда не любил. Не думай, что к тебе было какое-то особенное отношение.
Они снова посмеялись и прижались друг к другу теснее, чтобы согреться.
– Ты была популярна и все делала по правилам. Я всегда ненавидел таких девчонок, – сказал Бен.
– Верно. Тебе нравились непопулярные уродины.
– Мне были симпатичны умные. Просто не знал, что ты из их числа. Ты это скрывала.
Шелби стала размышлять о сказанном им, дрожа от холода.
Во дворе у Бойдов никого нет: ни следов шин на подъездной дорожке, ни искателей чуда – только темный дом с облезающей краской. Чернеют кусты. Тишина, лишь воробьи шуршат в листве.
– Пойдем, – сказал Бен. Он схватил Шелби за рукав и затягивает во двор.
– Эй, подожди. – Они приблизились к окну Хелен. – Я думала, мы просто пройдем мимо.
– Вот ее комната, – сказал Бен. – Я бывал здесь раньше. В школе я был чем-то вроде Любопытного Тома[2].
– Ты не шутишь? – спросила Шелби в шоке. – Но это так мерзко! Неудивительно, что я не разговаривала с тобой.
– Я только один раз видел ее голой.
Шелби негодующе посмотрела на него:
– Только раз?! И ты думаешь, что это пустяки? Это нарушение личной неприкосновенности! Ты вел себя как настоящий подонок!
Раздался шум, возможно, выкинули мусор, но этот звук их встревожил. Бен и Шелби припали к земле у самой стены дома, чтобы их никто не заметил. Но вокруг никого нет, кроме переходившего улицу кота и воробьев, чирикавших в кустах. Бен трясется под своим куцым пальтецом. Его давно мучает совесть, и он даже сам не представлял, насколько сильно, пока во всем не признался. Он вел себя как извращенец и даже свои запоздалые угрызения совести воспринимает теперь как отступление от нормы.
– Но я ведь был всего лишь ребенком, – сказал он.
В его голосе прозвучали истерические нотки, кажется, он сейчас даст волю эмоциям. Шелби вовсе не хотела этого.
– Возьми себя в руки. Итак, ты шпионил за ней. Наверно, был настолько мал, что не понимал, насколько это дурно.
– Я по ней с ума сходил.
– По Хелен? – И вновь Шелби в полном изумлении.
– Совсем крыша поехала, верно?
Они рассмеялись, стараясь не слишком шуметь, слышно лишь сдавленное хихиканье.
– Ты сошел с ума, – согласилась Шелби.
– Был ли у меня шанс?
Любопытный Том – портной, подглядывавший за леди Годивой, графиней из английских легенд.
