ужин, – проговорил у меня за спиной один из цепных псов Давида.
– Я никуда не пойду. Пусть подавится своим ужином.
Я знала, что за каждый мой отказ, от которого Давид превращался в бешеного зверя, мне придётся заплатить, и немало.
– Мне приказали любой ценой доставить вас в ваши покои и приготовить вас к ужину.
Охранник что-то сказал на неизвестном мне языке собаке, и та, виляя хвостом, радостно убежала, а тот смерил меня раздирающим и ненавистным взглядом, который, мне казалось, прожжёт меня до костей. В этом доме все смотрели на меня волком. Как будто я в чём-то виновата и они меня за это ненавидят. Вот если бы вы только знали, как я сама хочу сбежать отсюда, а главное, подальше от всех этих ненавистных мне взглядов!
Зайдя в комнату, я увидела, что мой наряд уже висит на дверке шкафа, а из ванной доносятся приятные ароматы. Я сразу прошла в ванную комнату. Там и правда уже была наполнена ароматная горячая ванна.
Я сняла свою одежду и погрузилась в воду. Моё тело сразу же расслабилось, и я почувствовала, как мои мышцы становятся ватными.
Мои мысли уносились куда-то далеко в прошлое, когда я была маленькой. Бабушка, купая меня в нашей небольшой ванной, которая была так же наполнена пеной, а на поверхности плавали зверушки, всегда пела мне песенку про маленьких утят:
На шагающих утят быть похожими хотят,
Быть похожими хотят не зря, не зря!
Можно хвостик отряхнуть, и пуститься в дальний путь,
И пуститься в дальний путь, крича: «Кря-кря!»
Ведь природа хороша, и погода хороша!
Нет, не зря поёт душа! Не зря, не зря!
Даже толстый бегемот, неуклюжий бегемот
От утят не отстаёт! Кричит: «Кря-кря!»
Вспомнила, как поёт бабушка своим завораживающим нежным голосом, и по телу побежали мурашки. Напевая мотив известной мне песенки, я начала натираться мочалкой, а через пятнадцать минут я уже стояла и надевала платье, приготовленное моим палачом.
Я посмотрела на себя в зеркало и не узнала женщину в отражении. Она была с синяками под глазами, а внутри зрачков была пустота. Там не сверкал огонёк счастья, как это было раньше. Кожа стала ещё более бледная и серая. Румянец, который почти всегда присутствовала на щеках, пропал. Кто она, эта девушка передо мной? Как могло случиться так, что она страдает и никто не может ей помочь?
Меня отвлёк стук в дверь.
– Госпожа, хозяин ожидает вас за столом, – сказала домработница, открыв дверь в спальню.
Я посмотрела на неё: она стояла с опущенной головой, смотря куда-то в пол или на свою обувь. Ничего не ответила и пошла следом за ней.
Мы пришли в столовую, откуда доносились ароматные запахи. Есть хотелось ужасно. Последний раз я ела вчера за обедом на работе.
Давид восседал во главе стола в чёрной рубашке и чёрных джинсах. В голове пронеслась мысль, что
