ответом Посашкова?
– Да, я знаю, что он отличный ученик, но не поставил пятёрку только из-за его строптивости.
– В чём же она заключалась?
– Когда он отвечал, я разговаривал с другой студенткой…
А эта студентка – старше нас всех, ей уже исполнилось 16 лет, девка красивая, и было видно, что Соколов как-то очень лично заинтересован в разговоре. Вот я закончил отвечать, а мой ответ длился минут пятнадцать: доказательство теоремы с графиками и формулами на доске. И мне понятно, что меня не слушали. А когда учитель наконец-то повернулся и сказал: «Ну-ка, повтори!» – я ответил, что повторять не буду! Тогда Соколов взял зачётную книжку и написал: «Хорошо»…
А с одной четвёркой стипендию уже не давали! И никого не интересовало, на что я буду жить!
Я продолжал учиться и подрабатывать где попало. И как-то подхватил малярию. А лечение тогда было только одно – хиной, и давали её в неограниченном количестве. В результате я получил острую мозжечковую интоксикацию: очень серьёзно заболел. Дошёл до медсанчасти и упал. Еле откачали. Больше трёх месяцев пролежал в больнице. Понятно, что учёбу запустил – выжить бы…
Тем временем началась война.
Пехотное училище
Однажды на дверях столовой, где я подрабатывал, увидел объявление: «Граждане 1924 года рождения и старше должны явиться в военкомат по месту жительства». Собрал я вещмешок – кружку, ложку, зубную щётку, продовольствия на одни сутки. Предупредил коменданта общежития и ушёл в военкомат.
Шёл август 1942 года. Нас направили в ашхабадское пехотное училище. Таких как я «мирных» оказалось всего двое на тысячу человек, которые уже воевали на передовой. С 23 августа начались занятия. Преподавали нам офицеры, побывавшие на фронте. Однако опыта у них имелось маловато, так как они попадали в учебку, получив ранение после первого боя. А те, кто воевал в 1918-м, тоже не могли толком ничему научить, поскольку война была другая совсем! Позже стали приезжать уже более опытные преподаватели.
К концу декабря 1942 года, когда дела на фронте сильно осложнились, все курсанты были одеты в солдатскую форму и готовились к отправке в Сталинград. Одели, обули, дали обмундирование и стали готовить к погрузке в эшелоны. Однако отправка задерживалась, и солдаты (в Ашхабаде стояла жара) валенки, ушанки попросту попропивали. Через две или три недели пришёл другой приказ Сталина – отличников и командиров-сержантов оставить в училище и доучивать до офицеров. Нас из 1 000 осталось 200, а большинство отправили солдатами на фронт под Сталинград. В марте оставшимся в училище присвоили звание офицеров и тоже отправили на фронт.
Но случился такой казус. Те, кто закончил училище, но не воевал, выходили со званием «младший лейтенант». Я воевал, был ранен, лечился, опять вернулся на фронт – по-прежнему в звании младшего лейтенанта. Лишь много позже выяснилось, что звание «лейтенант» мне присвоили ещё в училище как отличнику боевой и политической подготовки, но ни я об этом не знал, ни мои командиры.
На фронт!
Из училища молодых
