А где было то, что предусмотрено, зимой под Москвой? Мы там чуть не в лед превратились, одеваясь кто во что мог!
Это, фриц, ты зря, поставят тебе отметку в личное дело, что ругаешь устав, а следовательно, и того, кто его писал.
Вот примерно такие разговоры шли, пока я был совсем бревном. Об Олеге думал, конечно, мы на такой случай договорились еще там, на болоте, чтобы каждый показывал себя максимально тяжелым раненым. Это чтобы, не дай бог, на фронт не послали. Вот умора-то будет, уйти в немецкую армию! Друга я не видел, но знал, что он должен быть тут, где-то в госпитале. Нас же вместе привезли, вряд ли он уже оклемался.
С удивлением узнал, что девушки санитарки были нашими, русскими. Два фрица, во время выноса уток, попытались заговорить с сестрами. Те молчали, две их было, а когда выходили из палаты, то одна и бросила тихо:
– Не добили гадов, скоро ручонки загребущие распускать начнут.
Как они тут оказались, неизвестно, но то, что они этому не рады, это точно. Наверное, в приказном порядке заставили, ведь я нахожусь в бывшей нашей советской больнице, девчонки, наверное, тут работали раньше, вот и сейчас трудятся. Осуждать их не стану, жить-то как-то надо. Им же с Большой земли продовольствие не шлют, есть что-то нужно. Да и не больно их спрашивали, как я думаю, приказали и пригрозили, вот и все. Но относятся к раненым они хорошо, на себе почувствовал. Хоть и без сочувствия в глазах, но делали все осторожно. Хотя их не допускали до чего-то серьезного. Перевязки, уколы, все делали врачи немцы, девушки же выносили утки, переворачивали солдат с боку на бок, и все, пожалуй. А, еще обтирали время от времени, не давая вонять. Главврач, серьезный такой мужик, на Эйнштейна чем-то похож, следил за этим всерьез. Да уж, отличия с советскими госпиталями налицо, как говорится. Чем чище пациент, тем больше вероятность его излечения.
Через четыре скучных, опостылевших недели мне разрешили попробовать встать. Не получилось. Сил не было, представьте! Ноги тупо не держали. Врач тогда прописал мне усиленное питание и ежедневные тренировки. Ко мне стал каждое утро приходить специальный человек, даже не в солдатской форме, и заниматься со мной и, как оказалось, с еще кучей солдат. Это был не массаж, а что-то вроде сидяче-лежачей аэробики. Сначала тупо поднимал ноги и руки по очереди. Через несколько дней эскулап заставил попробовать проделать упражнение, вроде как на пресс. Это я прямо в постели складывался пополам. Да, мне подсунули щит из тонких досок под матрас, спать теперь ужасно тяжело, зато вроде как стало что-то получаться. Еще через две недели я уже вставал. Но только для того, чтобы делать наклоны, приседания – блин, как у немцев все интересно! Меня как будто в олимпийскую сборную готовят.
Говорили фрицы мало, что мне было на руку. Да я еще и ссылался на то, что слышу неважно, да старательно заикался в разговоре. Делал это настолько натурально, что за этот месяц, даже чуть больше, привык это делать не задумываясь. Главное же для меня в этом бесполезном лежании было то, что я стал отлично понимать речь. Говорят-то вокруг много, я уже и думать начинаю
