несанкционированные хозяева вырывались из счастливого сна беспрестанно сыпавшимися на них, можно не сомневаться, довольно чувствительными ударами. Через несколько минут синяк рыжего превратился в огромную гематому, а лицо черного сплошь покрылось синюшной мрачной окраской и, местами лопаясь, разбрызгивало по округе наполненную гнилью зловонную кровавую жидкость. Физиономия первого пока еще держалась, так как следует уточнить, что второму, поскольку он оказался на краю дивана, дальнем от выхода, доставалось во много раз больше, ведь, съездив пару раз тому, что был ближе, рассвирепевший наследник продвинулся дальше и тут уже дал полную волю мгновенно вырвавшемуся на «свободу» неистовству. Не понимая, что же в действительности случилось и откуда, а главное за какие грехи, на них обрушились все эти несчастья, бомжи, соскальзывая с дивана и пытаясь ползти по гладкому полу, наперебой голосили:
– Что?! Что такое?! Мы никому ничего плохого не делали! Живем здесь, в пустующем доме, никому не мешаем и никого совершенно не трогаем! Объясните: в чем состоит наша вина? Мы немедленно все поправим.
Однако не тут и было: Павел свирепел все больше и, вдыхая в себя запах хоть и пышущей смрадом, но все-таки крови, не считал нужным остановиться, а беспощадно избивал этих опустившихся на самое социальное дно, уже определенно решившись: «Забить «мерзавцев» до смерти!» Одному – тому, что досталось намного меньше – удалось где-то сообразить своими давно высохшими от алкоголя мозгами, что необходимо вырваться из этого кромешного ада на улицу и звать сто есть мочи на помощь. Так он, и сделал, однако, видимо, этот излучающий неприятных запах мужчина совсем позабыл, что дом расположен в глухом лесу и что на протяжении двадцати километров не может быть ни одного нормального человека, хотя, если судить объективно, такая возможность была: время было весенние, самая пора для созревания ранних «бабур», или сморчков, а также прочих даров лесного массива, так манящих собой деревенских жителей, сдающих их под видом деликатесов в городские кофейни и рестораны.
В дому же тем временем происходило настоящее смертоубийство, и кровь у бомжа текла не только уже из лопающихся кровоподтеков, но и изо рта, и из ушей, и прочих отверстий. Избиваемый человек только хрипел, отхаркивался и всхлипывал, слабо соображая, что происходит вокруг, а Аронов пинал уже туловище, на коем не было видно ни единого мало-мальски не тронутого побоями места. Не оставалось сомнений, что если безжалостный мститель сейчас не уймется, то дальше он уже пинать вонючий окровавленный труп. Что-то такое, видимо, промелькнуло и в голове у бывшего полицейского, еще совсем недавно призванного охранять закон и порядок, и, наверное посчитав, что один враг уже жестоко наказан, бывший блюститель правопорядка устремился на улицу, чтобы окончательно довершить свое ужасное мщение и чтобы проучить того, второго, нахала, посмевшего нарушить память родителей и святость построенного ими жилища.
Тот
