поцарапанную кожаную сумку на полированный стол из белого клена, на идеально гладком лбу барышни обозначилась поверхностная морщинка – свидетельство неудовольствия. Она отложила трубку, неторопливо заложила за ухо гладкую светлую прядь, вернула в розовую мочку золотую сережку, снятую, дабы не мешать разговору, и вопросительно приподняла идеально выщипанные брови. Молодой человек улыбнулся:
– Доброе утро. У меня назначена встреча с Камиллой.
Брови не спешили опускаться.
– Ваше имя?
– Андре Келли. Вы новенькая?
Не удостоив его ответом, секретарша вновь сняла сережку и подняла трубку. Андре всегда занимал вопрос, где Камилла находит такие экземпляры. Они редко задерживались в приемной дольше чем на пару месяцев, но на смену каждой тотчас являлся столь же безупречный клон – декоративный, надменный и не слишком приветливый. И куда они деваются, после того как их увольняют? В отдел косметики универмага «Барнис»? В приемную шикарного похоронного бюро? Или их одну за другой уносят отсюда на крыльях любви многочисленные приятели Камиллы, принадлежащие по большей части к низшим слоям высшего европейского общества?
– У нее важная встреча. – Легкий взмах пальчика в направлении самого дальнего угла приемной. – Можете подождать там.
Андре поднял со стола сумку и еще раз улыбнулся:
– Вы прямо родились такой надутой или пришлось ходить на специальные курсы?
Его сарказм пропал втуне. Телефонная трубка снова скрылась под гладким каре, и мурлыканье возобновилось. Андре уселся на стул и приготовился к долгому ожиданию.
Камилла славилась – и вполне заслуженно – своей вопиющей непунктуальностью, привычкой назначать две встречи на одно время и умением из ничего создавать поводы для демонстрации своего немалого веса как в профессиональных, так и светских кругах. Это она совершила революцию в практике бизнес-ланчей, когда умудрилась на один день заказать два столика в «Ройялтоне» и потом полтора часа ловко курсировала между ними – листик рукколы тут, глоточек «Эвиан» там, – одновременно занимая беседой важного рекламодателя и многообещающего южноамериканского архитектора. Ни один из них в результате не почувствовал себя оскорбленным, репутация Камиллы от этого только выиграла, и с тех пор она время от времени уже намеренно включала «ланч на два столика» в свой корпоративно-светский репертуар.
Разумеется, в конечном счете подобные номера сходили Камилле с рук только потому, что она добилась настоящего успеха, а за успех в Нью-Йорке прощают грехи и пострашнее. Она сумела спасти стареющий журнал от неминуемой смерти, вдохнула в него новую жизнь, изменила название, отправила на пенсию престарелых авторов, придумала открывающее каждый номер «Письмо редактора» – остроумное и вместе с тем социально мотивированное, в корне изменила его обложку, печать, оформление, а заодно уж и приемную с секретаршами. Тираж увеличился в три раза, число рекламных объявлений уверенно росло, а на владельцев, еще не сумевших заработать на журнале деньги, уже падал отблеск его новой славы. Вот потому-то Камилла Джеймсон Портер была права даже тогда, когда ошибалась.
Быстрым ростом своей популярности журнал был обязан не столько косметическому ремонту, впрочем весьма удачному, сколько более глубокой причине – особой редакторской философии, личному изобретению Камиллы.
Философия эта создавалась не в один день. В юности Камилла, амбициозная, но малоизвестная журналистка, работая в отделе С&С (Слухи и Сплетни) лондонского таблоида, умудрилась заполучить себе богатого и светского мужа – высокого, темноволосого и взбалмошного Джереми Джеймсона Портера. Вместе с мужем она приобрела новое имя (звучавшее гораздо шикарнее, чем ее собственное – Камилла Бут) и множество друзей в высшем обществе, с которыми она сошлась легко и быстро. К несчастью, с одним из них она сошлась даже чересчур близко, за чем ее и застукал супруг. Кончилось все разводом, но к этому времени Камилла уже успела усвоить урок, вскоре сослуживший ей хорошую службу в Нью-Йорке.
Урок был очень прост. Богачи любят приобретать и, за очень немногими исключениями, обожают, чтобы об их приобретениях становилось известно окружающим. В самом деле, какой смысл жить лучше других, если эти другие тебе не завидуют, и что за удовольствие владеть чем-нибудь ценным и редким, если об этом никто не знает?
Вновь превратившись в одинокую женщину, вынужденную зарабатывать себе на жизнь, Камилла неоднократно мысленно возвращалась к этой довольно очевидной истине, пока наконец некий катализатор не помог ей превратить абстрактную идею в фундамент для карьеры.
Как-то в приемной у дантиста внимание Камиллы привлекла фотография на обложке знаменитого своей желтизной глянцевого журнала. На ней был изображен аристократ и известный коллекционер живописи с новой женой на фоне своего нового Тициана. С какой стати, размышляла
