и увидела оранжевый свет, но мне не нравился шум, который самолету нужно было все время делать, чтобы лететь.
– Вот и умница. Ты уже помолилась?
– Да, – ответила я, но не открыла глаз, потому что мне нравилось смотреть на оранжевое и на черное – оно только что появилось.
– Что ты просила?
– «Боже, сделай так, чтобы у Мамы Девочки все получилось и она стала знаменитой, а я буду очень доброй к червякам».
– Но ведь ты, по-моему, и так к ним добра.
– Ну конечно. Я всегда была добра к ним.
– Но тогда почему ты говоришь, что ты будешь добра к ним?
– Ой, Мама Девочка, неужели ты не знаешь, как молятся? Я всегда прошу чего-нибудь, а потом что-нибудь обещаю.
– Да, но о каких червяках ты говоришь?
– Которые в саду. Я никогда их не давлю, а просто смотрю, как они ползают и извиваются.
– Ты спишь?
– Как бы я разговаривала с тобой, если бы я спала?
– Я хочу сказать: ты почти спишь?
– Думаю, что да.
– Тогда спокойной ночи.
– Спокойной ночи.
Но я страшно не люблю шум, который слышишь внутри самолета, и как все дрожит, и мне было совсем не так, как в своей постели, где я могу вытянуться и лежать, и мне прохладно и хорошо, и я вспоминаю разные истории. Большинство девочек не любят ведьм. Я ведьм люблю. Мне не нравятся истории, в которых нет ведьм. От них все в историях становится ужасно интересным. Деб говорит, что ведьм на свете не бывает. А я считаю, что бывают. Мы ссоримся и не разговариваем иногда по полдня, а потом Деб говорит: «Ладно, есть ведьмы». Или я говорю: «Хорошо, их нет, но какая разница? Раньше они все равно были, потому что во всех лучших историях ведьмы есть».
И тогда мы миримся.
Взаправдашняя ведьма с длинным тонким носом в бородавках и волосках посмотрела на меня и захихикала. Я испугалась, и теперь я точно знала, что ведьмы есть, и заснула.
Хэлло, «Пьер»!
Из аэропорта Ла Гуардиа мы поехали на такси к «Пьеру» на Пятой авеню. В Нью-Йорке это один из самых лучших и дорогих отелей, только Мама Девочка снимает не огромный-преогромный номер за двадцать долларов в день, а малюсенький-премалюсенький за три, который богатые люди снимают для своих слуг или секретарей. Сами они спят в больших.
– Я не хочу, чтобы кто-нибудь знал, что я бедная, – объяснила Мама Девочка. – Никого, кроме меня, не касается, сколько я плачу за жилье.
– А я где буду спать?
– Тут, глупышка.
– А ты?
– Тоже тут.
– Ой, Мама Девочка, как я рада, что мы приехали в Нью-Йорк!
Вся комната – не больше передней нашего дома в Пасифик Пэлисейдз, но только здесь она была на двадцать первом этаже и у нее был номер 2109. При ней была миленькая ванная, а в самой комнате стояла миленькая кроватка, ну и, конечно, телефон, но не розовый, а простой, черный, и с тихим звонком, а не оглушительным, как у нашего розового телефона дома.
Мама Девочка села на кровать и позвонила,
