имел в виду понятие собственности. Действительно, туземный народец был настолько первобытным, что у него не было в употреблении понятия собственности – или, как назвал его Робинзон, понятия «твое-мое-ваше-наше», – одного из фундаментальных понятий современной экономики.
– И это парока? И это тоже парока? И даже это парока? – спрашивал Робинзон, не веря ушам своим и поочередно тыча пальцем в сторону других хижин и разных предметов в них, на что туземцы каждый раз утвердительно отвечали:
– Парока! Парока! Парока!
Выходило, что имущество в туземном племени не «твое-мое-ваше-наше», а общественное, что в цивилизованных странах совершенно не принято.
Тут в голову Робинзона пришла еще одна, очень важная и своевременная мысль, но какая – он не смог вспомнить сразу. А вспомнив, кинулся к толпе туземцев и принялся искать в ней Бузотера, которому передал куски козьего мяса.
Как оказалось, Бузотер сидел на бревне возле одной из хижин и, смачивая в плошке с ключевой водой мшистый компресс, прикладывал его к поврежденному лбу.
– Где козье мясо, которое я поручил тебе нести? – спросил у него Робинзон, чуя недоброе. – Мясо? Понимаешь, мое козье мясо? Где мясо баракунды?
Бузотер пожал плечами и кивнул куда-то вбок:
– Парголе.
В указанном направлении открылась картина, глазу Робинзона не самая приятная. На кусках его мяса, сложенных Бузотером возле хижины, восседал крайне неопрятный и маленький – трехлетний приблизительно – туземный младенец. Один из мясных кусков, причем его наиболее филейная часть, находился в зубах маленького оборванца, который своими маленькими, но прожорливыми челюстями пытался разжевать, а затем и проглотить не принадлежавшее ему имущество.
Робинзон при виде такой картины, естественно, возмутился. С криком протеста он вырвал вырезку изо рта наглого младенца, а самого его ссадил с остальных кусков на землю, результатом чего стал отчаянный детский рев.
– Закон! Закон гласит, что «твое-мое-ваше-наше» неприкосновенно! – объявил он подбежавшим и подобострастно ему внимающим туземцам.
Встревоженная мать давно уже схватила и унесла подальше свое орущее чадо, а Робинзон еще долго рассказывал туземцам о том, чем при ведении современного хозяйства нельзя пренебрегать.
– Если кто-то сорвал банан, или подобрал морского моллюска, или построил хижину из древесной коры, – говорил он собравшимся вокруг туземцам, – то все сорванное, подобранное или построенное является безусловной «твое-мое-ваше-наше» этого человека, которого следует называть владельцем этого имущества. Владелец может делать со своим имуществом, что пожелает: сорванный банан съесть, подобранного моллюска тоже съесть, а в построенной хижине ночевать. И никто – вы слышите, никто! – не имеет права ему это запретить: отобрать у владельца сорванный банан, или подобранного моллюска, или выгнать владельца из построенной им хижины. Если, конечно, закон не предписывает иное. Вы меня понимаете?
