ru)
1
Почему-то у меня всегда сложно получается находить общий язык с военными. И не имеет значения наличие и количество звёзд, лычек, род войск, телосложение – меня не покидает ощущение того, что они смотрят на меня несколько высокомерно и пренебрежительно, как бы оценивая. Возможно, на самом деле это и не так. Скорее всего, проблему я сам себе и надумал. Но поделать с этим я ничего не могу.
– Добрый день, – промямлил я. – Это вы Шишов?
Не поймите меня неправильно – я служил в армии, в этом плане у меня нет комплексов. Но, положа руку на сердце, свой годичный срок в штабе дивизии я и службой-то назвать не могу. Призвался я после университета, как и сотни моих товарищей-студентов, типичный «пиджак», инженер. Отцовские связи помогли попасть в хорошую часть, недалеко от дома. Оружие держал лишь на принятии Присяги, да и то муляж. Рисовал стенгазеты, печатал учебные планы офицерам. Штабная крыса, чего уж там. Конечно, были и свои трудности, но от общеизвестной солдатской романтики Бог миловал. Меня и били-то всего однажды. Впрочем, били тоже слишком громкое слово – один раз ударили в лицо, разбив нос. Как-то при штатном переезде из кабинета в кабинет пропал компьютер, обвинили меня. Грозили дисбатом и карами неземными, нависая тяжёлыми погонами. Возмущённый обвинением, я внутренне негодовал, готовый взорваться. И позволил себе перебить зампотыла, который рассказывал собравшимся офицерам план моего коварного преступления. Зампотыл только сверкнул глазами – и двинул мне в нос.
Смешно говорить – я чуть не расплакался тогда от такой несправедливости. Хотел даже сбежать, угрюмо муссируя обиду у себя в каморке под лестницей. Не сбежал. И не расплакался. Лишь до конца жизни невзлюбил всех штабистов.
А компьютер нашли. В суете его убрали в бытовку, завалив сверху архивной документацией. Кто это сделал – так и осталось тайной.
Так что, пусть и отслужив срочную, не чувствовал я себя защитником Родины. Потому-то и испытывал внутренний стыд и смущение перед кадровыми военными. Особенно перед воевавшими. В большей мере перед воевавшими.
Пилот старенького вертолёта МИ-2, к которому я сейчас обращался, явно был отставным военным лётчиком. И, по-моему, успел на своём веку где-то поучаствовать.
– Я Шишов, – отозвался хриплым голосом и повернулся ко мне худой, низкого роста человек в синем, с пятнами масла на комбинезоне, в мятой пилотке без кокарды. Острое, с резкими чертами лицо, бледно-голубые глаза, с безразличием взирающие на меня. Ну вот, опять…
– Извините. – Я буквально ощутил, как непроизвольно ломается голос. Я кашлянул в кулак, отведя глаза вниз. Так стало легче.
– Извините, мне сказали, что это вертолёт в Славинск. Вот. – Я протянул аккуратно сложенный листок с плохо читаемым машинописным текстом. Под рядами символов и цифр стояла яркая на этом блёклом фоне круглая печать и подпись какого-то чиновника аэропорта. – Сказали отдать вам.
Пилот Шишов молча взял у меня этот своеобразный билет, не глядя запихал в карман.
– Чего вас сегодня в Славинск понесло? – довольно грубо поинтересовался он. – Я по графику два раза в неделю летаю. Пришли бы послезавтра.
– Я оплатил…
– Да вижу, что оплатил, – как-то совсем уж бесцеремонно лётчик перешёл на «ты», закуривая вонючую папиросу из разлохмаченной красной пачки. – Погуляй минут пятнадцать, кофе попей, что ли. Мне в диспетчерскую надо, сводку посмотреть. Будь здесь, – вертолётчик посмотрел на часы, – в половину.
Я тоже посмотрел на часы. Совет лётчика про пятнадцать минут не совсем стыковался с просьбой прийти к половине – время было без трёх минут четыре по полудню. Но спорить я не стал. Поправил большую спортивную сумку и потопал в сторону двухэтажного здания аэропорта.
В полупустом зале ожидания пахло плохим кофе и пирожками. Висящий на опасно накренившемся кронштейне телевизор неразборчиво бурчал, демонстрируя абсолютно скучный видеоряд про дачные будни какого-то малознакомого мне артиста. Я прошёл между рядами деревянных лавок с грязными, потёртыми спинками, сел с краю, ближе к окну. Напротив меня дремала старушка с зелёным рюкзаком-«сидором» на коленях, по другую сторону лавки, спиной ко мне, шелестел газетой морщинистый дед в кепке. Я окинул взглядом маленький зал, но, не найдя ничего достойного своего внимания, уставился сквозь пыльное стекло на взлётное поле.
Сюда меня привёз маршрутный автобус из районного центра. Гремящая, пахнущая резиной и соляркой конструкция с ручным турникетом на входе, поистине раритет из моего детства. Пассажиров было не много, причём большая часть, выехавшая из города, вышла на полпути, возле поворотов на сёла и деревни. До конечного пункта доехало человек семь, не считая меня. Из них, опять же если судить по деловитости и целеустремлённости, двое или трое являлись работниками этого же аэропорта. Да и сам аэропорт оказался совсем не таким, каким я его себе представлял.
