запахом пряностей. Я обвёл взглядом двор, внутренне поёжившись от окружающего запустенья. Разросшиеся кусты вдоль тротуара тяжёлыми ветками топорщатся в разные стороны. Песочница с поломанными деревянными бортиками, ржавая качель, покосившиеся скамейки. Как всё же быстро слетает налёт ухоженности с забытых вещей. Как же быстро природа ломает созданное человеком. Впрочем, мы нисколько не уступаем ей в скорости.
Шагая по пустынной улице, я невольно озирался по сторонам. Вспомнился виденный по телевизору город Припять, из которого радиация выгнала всё живое. А мой крестовый поход в продуктовый? Кому рассказать, так не поверят. Надо же было заблудиться в крапиве. Читал где-то, что в пустыне, при отсутствии ориентиров, всегда ходят по кругу, потому как толчковая нога направление задаёт. Хотя расстояния немного не те, да ну и ладно, голову потом ломать буду. Если захочется.
А ведь я таким и запомню Славинск, безлюдным и немного мистическим. Запомню не место, но атмосферу.
Чем ближе я подходил к аэродрому, тем сильнее улучшалось настроение. Шаг стал бодрее, я даже улыбнулся одинокому прохожему, шедшему навстречу. И всё равно, что он даже головы не повернул. Мне уже, по большому счёту, было наплевать на этих суровых шахтёров вместе с их умирающим городом-недоразумением.
Проспект Труда я пролетел, не заметив, как. Прошагал мимо закрытых магазинов, мимо курящего на ступеньках подъезда старика, мимо покрытой толстым слоем грязи припаркованной «копейки». Бросил взгляд на часы. Пять минут третьего. Целый час до прилёта Шишова, ну да не беда. Посижу на скамеечке. Можно, конечно, зайти к Степанову, но отчего-то не хочется. Видимо, я уже всем существом был по ту сторону гор и не хотел лишний раз контактировать с местными. Да и решительно не знаю, о чём с ним разговаривать.
Обойдя громоздкое здание администрации, я вышел на финишную прямую. Невольно ускорил шаг, поправляя съезжающую с плеча сумку.
Навстречу щла полная женщина с тележкой, на которой дама тащила огромную клетчатую сумку-баул. Ещё через несколько метров – коренастый мужчина в натянутой на глаза кепке и с перетянутой бечевой коробкой из-под микроволновки в руках. За ним – ещё один, в мятом плаще и в фетровой шляпе, с чёрным кожаным чемоданчиком. Вид у них был, прямо скажем, подавленный и раздражённый. Женщина держала у лица платок, поверх которого влажно поблёскивали покрасневшие глаза, мужики в голос матерились.
Что ещё за демонстрация? Трое человек вместе? Это, по меркам Славинска, уже толпа. И идут от аэродрома. С вещами.
В душе вдруг проклюнулась неясная тревога. Я оглянулся на прошедших мимо, словно ища ответ. Неужели вертолёт не прилетел? Так ведь рано ещё. Или прилетел, но уже улетел? С Шишова станется, ему на график наплевать.
Я почти пробежал оставшееся до взлётного поля расстояние и, вытянув шею, устремился дальше. Слава богу, вертолёт был на месте. Он застыл зелёной махиной в центре посадочного круга, уныло развесив длинные лопасти. А возле него копошилась
