в своём произведении «Остров Сахалин»: «айно». – Японец-китаец посмотрел мне прямо в глаза, видимо в ожидании какой-то реакции. Не дождавшись никакой, продолжил: – Точнее, айном был мой дед по матери. Бабка, его жена, была русская из даурских казаков, а по отцу – все корейцы. Несмотря на всё это, я считаю себя айном. Я – один из немногих, кто знает айнский язык.
Японец-китаец сделал паузу.
– Если вы не в курсе, Саша, айны – это такой народ, который раньше жил у вас на Сахалине и на Курилах – продолжил он. – Сейчас остатки моего народа живут на Хоккайдо. Нас осталось очень мало, не больше двадцати тысяч человек. Большинство из нас скрывает свою национальность, потому что в Японии мы всегда были «эбису» – варварами. Японцы – очень жестокий народ.
После слов о японской жестокости мне вспомнился Сергей Лазо, а затем, вполне предсказуемо мысли мои перескочили на Джордано Бруно, и я немедленно рассказала японцу-китайцу о моём вчерашнем разговоре с головой. Тот внимательно слушал и через каждое моё слово кивал.
– Только мне кажется, что это всё враки. Не понимаю, какая связь между Джордано Бруно, и, извините… – Я мотнула головой в сторону моего чемодана, который японец-китаец оставил в прихожей.
– Почему-то считается, что Джордано Бруно казнили за распространение учения Коперника, – сказал японец-китаец после ещё одной паузы, – но труды Коперника попали в так называемый индекс запрещённых книг спустя шестнадцать лет после смерти Джордано.
– За что же его тогда?
– В этом-то и вопрос… – Японец-китаец откашлялся в кулак. – В его обвинении было восемь пунктов, но что это за восемь пунктов, не знает никто. Об одном только можно утверждать с уверенностью – один из этих пунктов лежит сейчас в вашем чемодане.
Внезапно по моей спине пробежал холодок, словно налетел сквозняк старого ночного кошмара; меня основательно передёрнуло. Японец-китаец бросил на меня короткий взгляд.
– Может, вы хотите выпить? – спросил он. – У меня есть сливовое вино. Будете?
Удивляться тому, что он опять прочитал мои мысли, сил не было. Я просто кивнула.
Японец-китаец резко поднялся и направился к широкому холодильнику цвета «холодный металлик». Несколько секунд я наблюдала его широкую, обтянутую белой рубашкой спину. «А мужик-то здоровый», – подумала я.
Японец-китаец вернулся к столу с высокой бутылкой с широким горлышком и двумя пузатыми стаканами.
– Здесь тяжело найти настоящее сливовое вино, но я знаю один магазинчик…
Он аккуратно разлил жёлто-зелёную жидкость по стаканам, поставил бутылку на центр стола, потом, немного подумав, сместил её чуть вправо. Сел, поднял свой бокал, посмотрел на меня.
– Как говорится, ваше здоровье, Саша.
– И вам не болеть. – Я сделала небольшой глоток. Вино оказалось холодным и сладким. Я сделала ещё один, побольше.
– Ну как? – осторожно поинтересовался японец-китаец.
– С
