везд, гд только не соскребали ее, березы, тополи, черемуха распускали свои клейкіе и пахучіе листья, липа надувала лопавшіеся почки. Кром галокъ, воробьевъ и домашнихъ голубей, по весеннему радостно готовящихъ ужъ гнзда, въ сады уже прилетла отлетная птица, скворцы занимали свои домики. Веселы были и животные, и люди, и въ особенности дти.
Было ясное, яркое весеннее утро, когда въ Таганской тюрьм, въ коридоръ женскаго подслдственнаго отдленія, гремя ружьями, вошелъ конвой, и вахтеръ, растворивъ дверь одной изъ камеръ, потребовалъ Маслову.
– Готова, что-ль, франтиха? Собирайся! – крикнулъ онъ.
Изъ двери камеры, гд ихъ было боле 10 женщинъ, вошла невысокая молодая женщина въ сромъ халат, надтомъ на блую кофту и блую юбку. На ногахъ женщины были полотняные чулки, голова была повязана блой косынкой, но такъ, что изъ подъ нея виднлись очень черные волосы, красиво обрамлявшіе блый, гладкій, невысокій лобъ. Лицо у женщины было измученное и болзненное; немного подпухшіе черные глаза косили; но,168 несмотря на это, женщина была не лишена привлекательности, если бы не болзненная блдность и тупое,169 унылое выраженіе лица.
– Ну съ Богомъ! Часъ добрый, – сказала ей, провожая ее, высокая старуха арестантка.
– Спасибо, не давай же имъ сундучка трогать.
– Не дамъ.
– Ну, ну, маршъ! – крикнулъ вахтеръ.
Женщина вышла. Изъ сосдней камеры выведена была другая женщина. Въ мужскомъ отдленіи, внизу, вывели еще мущину, и ихъ всхъ троихъ свели въ контору и повели по улицамъ въ Кремль, въ Окружный Судъ.
Дло ихъ слушалось въ ныншнее утро.
Женщина эта, Маслова, была проститутка и обвинялась въ отравленіи купца. Другая женщина и мущина – ея сообщники.170
И ихъ повели по Москв, по середин улицы. Извощики, лавочники, рдкіе прохожіе съ любопытствомъ смотрли на нихъ и невольно больше останавливали вниманіе на красивой, миловидной Масловой.
Она шла опустивъ голову, стараясь ступать легче по камнямъ, отвыкшими отъ ходьбы ногами. Утро было красивое, весеннее, веселое.
Исторія Масловой была старая, самая обыкновенная исторія.
Ддъ Масловой былъ дворовый портной, пьяница; жена его, бабка, была прачка господъ Юханцевыхъ Рязанской губерніи.
Портной былъ пьяница,171 и семья его пропала бы, потому что онъ все пропивалъ съ себя, если бы Пелагея, жена172 его, которую господа оставили у себя въ прачкахъ, не работала до старости. Одну изъ дочерей своихъ, самую плохую, Пелагея оставила при себ
