единственный выбор.
Прежде чем она успела осознать, что делает, Ана пересекла камеру, сняла со стены ключи и занялась замком на кандалах заключенного. Раздался щелчок, и они упали на землю. Острослов бросился в сторону и преодолел расстояние до двери в мгновение ока, растирая саднящие запястья. Охранник повалился на пол, потеряв сознание, со свистом втягивая воздух через полуоткрытый рот.
На Ану накатила новая волна тошноты. Она ухватилась за стену.
– Мой алхимик, – сказала она. – У нас был договор.
– А, это, – Острослов подошел к двери и выглянул в коридор. – Буду с тобой честен, милая. Я понятия не имею, кто этот человек. Прощай.
Не успела она и глазом моргнуть, как он уже был по ту сторону решетки. Ана подалась вперед, но дверь с лязгом захлопнулась.
Острослов погремел для нее связкой ключей.
– Не принимай это лично. В конце концов, я аферист.
Он шутливо отдал честь, развернулся на каблуках и исчез в темноте.
2
Секунду Ана просто стояла и смотрела в спину удаляющемуся Острослову, ощущая, как мир уходит у нее из-под ног. Аферист кинул ее. Она выдавила горький смешок. Разве это не было ожидаемо? Вероятно, несмотря на все месяцы, которые она провела, учась выживать самостоятельно, она так и осталась наивной принцессой, неспособной существовать вне стен дворца Сальскова.
Ее рана пульсировала, по руке стекала извилистая струйка крови, смешанной с божевосхом. В воздухе стоял металлический запах яда.
Сила родства всколыхнулась.
«Нет», – резко подумала Ана, дотрагиваясь до раны. Капли крови, казалось, вибрировали на кончиках ее пальцев. Нет, она не была наивной принцессой. Принцессы не обладали властью над кровью. Принцессы не убивали ни в чем не повинных людей посреди бела дня на городской площади. Принцессы не были монстрами.
Внутри у Аны что-то надломилось, и внезапно она стала задыхаться от прилива копившегося годами гнева, который закипал со знакомым тошнотворным чувством.
Мир вокруг померк, осталась лишь кровь, медленно стекавшая по руке на пол, капля за каплей.
Хочешь, чтобы я была монстром? Ана подняла голову и устремила взгляд в ту сторону, где исчез Рамсон. Я буду монстром.
Ана выпустила силу родства, затаившуюся в потаенном уголке внутри нее.
Казалось, она зажгла свечу в кромешной тьме. Свет озарил тени, играющие ее сознанием, а сила родства нашла тот самый элемент, из-за которого ее считали монстром: кровь.
Кровь была повсюду: внутри каждого заключенного в соседних камерах, на грязных стенах, разбрызганная и размазанная, как краска, разнящаяся от ярко-красной до выцветшей ржаво-медной. Ана могла закрыть глаза и не видеть, но чувствовать, как кровь вырисовывает очертания окружающего пространства, которое постепенно, на расстоянии двух коридоров отсюда, растворяется в небытии, потому что дальше Ана не могла заглянуть. Она чувствовала,
