всеми этими женщинами, чтобы ему не приходилось выслушивать слова о том, каким прекрасным отцом был старый герцог…
Все это просто невыносимо! Для этого он рвался сюда из-за границы?
– Ваша светлость, вы не слушаете меня… Кого вы ищете там?
Саймон сделал над собой усилие, перевел взгляд на говорившую. Нужно быть более терпимым, хотя бы вежливым с ней. Она ведь ни в чем не виновата перед ним и, восхваляя отца, хотела лишь сделать ему приятно.
– …не могу забыть, – говорила она, – как семь лет назад… когда вы еще были графом Клайвдоном, нас представили друг другу.
– Да-да, конечно, – рассеянно произнес Саймон, тщетно пытаясь привлечь внимание Энтони.
– А вот и мои дочери, – сказала дама, делая знак трем девицам подойти ближе.
Две из них – Саймон не мог этого не заметить – были прехорошенькие, третья вообще почти ребенок, в нелепом оранжевом платье, и было заметно, что она не получала ровно никакого удовольствия от званого вечера.
– Правда, они прелестны? – не унималась матрона. – Я горжусь ими. И какие покладистые характеры, вы просто не поверите.
Однажды нечто подобное говорил когда-то человек, у которого Саймон покупал породистых щенков.
Девушки присели в реверансе, при этом ни одна из них не подняла на него глаз.
– Ваша светлость, позвольте представить вам… Это Пруденс… Филипа… Пенелопа… А еще одна дочь осталась дома. Ей всего десять лет.
Так, он уже знаком почти со всем семейством, что дальше?.. Но спокойствие, спокойствие, Саймон. Светская жизнь требует жертв. И скажи наконец хоть что-нибудь – молчать здесь не принято.
– А вы… – сказал он. – Вы…
– Ох, прошу прощения! Конечно, вы могли забыть… Я – миссис Фезерингтон. Мой супруг скончался три года назад. Он был лучшим другом… преданным другом вашего отца… Ах да…
Она замолчала, вспомнив холодную реакцию собеседника на упоминание о родителе.
Саймон коротко кивнул:
– Очень приятно, миссис Фезерингтон.
– Моя Пруденс, – переменила она тему, – прекрасно играет на фортепьяно. Это признают все.
Саймон уловил выражение ужаса на красивом лице девушки и дал себе слово никогда в жизни не просить ее сесть за этот музыкальный инструмент.
– А Филипа пишет прелестные акварели!
Еще одно приятное личико залилось румянцем.
– А Пенелопа? – словно дьявол подтолкнул Саймона задать вопрос.
Миссис Фезерингтон бросила испуганный взгляд на младшую дочь – милую толстушку с маловыразительным лицом и добрыми глазами.
– Пенелопа? – повторила мать в некотором смятении. – Она… э-э… хорошая девочка.
У бедной девочки был такой вид, словно она готова нырнуть под ковер или провалиться сквозь землю. Саймон решил, что, если ему придется сегодня танцевать, он пригласит именно ее.
И
