духа. Офицеры маялись тоской среди серого боевого железа и срывали раздражение на мичмана́х, те – на старшинах, а последним, и более всех, доставалось матросам. А чтобы для ропота у них не оставалось времени, их заставляли постоянно красить корабль. Крейсер был велик, и к тому времени, когда одни матросы добирались с кистями до бака, другие уже начинали сдирать краску на юте. И снова красили. Такой порядок был введён после того, как один корабль перевернулся и затонул накануне адмиральского смотра, не выдержав трёхтысячной покраски.
Сипунов, поёживаясь, стоял на корме разъездного катера и без особого волнения наблюдал, как в мокром тумане проступал силуэт огромного корпуса. Поднявшись по шаткому трапу, он с едва заметной, корректной небрежностью представился вахтенному офицеру. Несмотря на показную уверенность, Сипунов испытывал некоторую робость, и она помешала ему заметить выражение жестокой весёлости, мелькнувшее на лице вахтенного при появлении курсанта-стажёра. Вскоре прибывший был принят командиром крейсера – пожилым капитаном первого ранга, дожидавшимся выхода в запас.
– Прибыли, значит, – ответил командир на рапорт Сипунова. – Ну, служите, курсант. Надеюсь, у вас не будет никаких этих самых… – он покрутил в воздухе поднятой ладонью, – и тому подобных, – и он покрутил ладонью опущенной. – Можете быть свободны. Размещайтесь.
Размещаясь, Сипунов некоторое время размышлял над загадочным смыслом командирского напутствия, но потом, вспомнив, что в родном училище офицеры-воспитатели выдавали перлы и почище, успокоился.
За ужином он был представлен кают-компании и встречен радушно. Офицеры улыбались, наперебой желали ему успехов, но при этом перемигивались, что Сипунову не слишком понравилось, и он решил держать ухо востро, зная, что новичков всегда разыгрывают и вообще стараются поставить в самое, что ни на есть дурацкое положение. Он и сам частенько принимал участие в подобных забавах и надеялся на свою опытность.
Сипунов не учёл, что розыгрыш невозможно распознать, если в нём принимает участие большое количество людей, спаянных горячим желанием устроить ближнему конфуз. Офицеры крейсера, одуревшие от корабельного сидения, приняли явление курсанта как дар божий, и доктор – штатный объект шуток, вздохнул с облегчением.
Сипунова разыгрывали ежедневно и по нескольку раз. Иногда один розыгрыш плавно перетекал в следующий. Причём это не были древние, избитые приколы, а вновь придуманные, свежие, блестящие, достойные занять место в анналах морского фольклора.
Стажёр самонадеянно полагал, что годы, проведённые в училище, воспитали в нём непреодолимую, уверенную готовность ко всякого рода пакостям, но понял, что переоценил себя, и захандрил. Приятно одурачить коллегу, не страшно порою и самому оказаться в дураках, но постоянно жить в ожидании подвоха – тягостно и унизительно.
Сипунов хотел,
