статность его фигуры. Каштановые кудри до пояса, которые раньше он только пудрил, стали совсем седыми и теперь герцог носил парик, который выгодно подчеркивал красоту и неестественную моложавость его лица: лишь одна морщинка пересекала его волевой, упрямый лоб, а красивые зеленые глаза, по какому-то капризу судьбы не трогало время, но ведь именно глаза, как правило, выдают истинный возраст человека.
Взглянув на его лицо нельзя было представить, что ему больше тридцати лет, тогда как на самом деле герцогу давно перевалило за пятьдесят. Живи он век-другой назад, как знать – не заполыхал бы над ним огонь инквизиции? В те времена любое отклонение от нормы или инвалидность считались проявлением дьявольщины. Но и в просвещенный восемнадцатый век при дворе короля находилось немало таких, которые считали его внешность плодом сговора с дьяволом. Он никак не реагировал на такие слухи о себе, которые в реальности не имели под собой почвы – герцог никогда не думал о подобном и вообще был далек как от темных сил, так и от религии, но скрывал последнее под маской общепринятых приличий. Не имея ни малейшего понятия о причине своего замедленного старения, Нортумберленд относил это необычное явление к странной наследственности – внешность его матери тоже долго не позволяла определить ее настоящий возраст. Она резко постарела лишь незадолго до своей кончины. И было очевидно, что эту странность из троих его детей унаследовала одна младшая дочь.
Герцог неотрывно продолжал смотреть, как в камине полыхают огромные бревна. На него вот уже который раз за последнее время нахлынули воспоминания – о том далеком, когда он еще не был герцогом Нортумберлендом, а только его младшим сыном.
Он – Эдуард Джордж Хьюго Элджерон, носивший с младенчества титул графа Перси, был очень образованным юношей и таким искусным дипломатом, что в двадцать два года его направили послом в Россию. Будучи не только одаренным от природы, но и упорным, Эдуард легко постигал многие науки, знал несколько иностранных языков и достаточно хорошо владел русским, обходясь без переводчика. Унаследовав от матери-испанки свою удивительную для мужчины красоту, он не унаследовал ее пылкой чувственности, обладая трезвым и холодным рассудком. Молодой Перси питал отвращение почти ко всему, что не касалось политики, в особенности к азартным играм и музыке. Красота Эдуарда была какой-то кукольной и даже женоподобной, но это скрашивалось его высоким ростом и могучим телосложением. Придворные дамы замирали, глядя в зеленые глаза молодого посла, но к женщинам, как и к вину, которое лилось рекой на царских застольях, Эдуард не имел особого пристрастия. Впрочем, помимо политики у него была еще одна страсть – разводить лошадей и охранных собак-доберманов. Был у него и любимый пес, с которым он не пожелал расстаться и привез с собой в Россию. К людям же граф Перси относился с настороженностью, никогда не допуская ни с кем доверительных отношений и любого проявления фамильярности. Он был горд и самоуверен, на многих глядел
