приберечь эту новость. И немыслимо, но она меня спасла. Или сам Густав дал мне шанс выжить.
– Что было потом? – прервал его Адам.
– А дальше звезды мне благоволили. Этой же ночью, когда утомленный похоронными хлопотами Антуан заснул крепким сном, я аккуратно забрал металлический лист из лаборатории и колечко с тумбочки Патрис, которое она, оказывается, снимала каждую ночь.
В четыре утра я собрал свои пожитки в маленький кулек и покинул особняк. Добежал до дома, где жила моя Ева, забрался к ней в комнату на втором этаже, закрыл ей рот ладонью, чтобы она не вскрикнула от испуга, взял малышку на руки, не дав даже переодеться, и ринулся наружу.
Той же ночью мы прибежали в дом к Жерому. Я аккуратно постучал в окно его спальни, или как мне казалось – спальни. Свет долго не зажигался. Заспанный ювелир появился только через несколько минут моих отчаянных стуков.
– Прошу вас, месье Телеман, помогите нам! – взмолился я.
Не задавая вопросов, он забрал Еву, помог мне спрыгнуть в комнату, плотно закрыл ставни и задернул шторы.
Я уложил Еву спать, а сам примерно до обеда следующего дня рассказывал Жерому всю мою историю с самого начала. Он по прежнему не задавал лишних вопросов, лишь написал письмо, достал сто франков и вручил мне адрес:
– Мальчик мой, Господь не дал мне своих детей. Я хочу помочь тебе и твоей невесте. Она напомнила мне мою Изабель. Это всё, что я могу сейчас сделать для вас. В Палезо живет моя сестра Таисия, поезжай к ней, отдай это письмо. Она вас приютит. Я смогу приехать недели через две, и мы подумаем, как быть дальше. Надень мою одежду, и пусть Ева тоже оденется в мужское. Надо вызвать повозку. Отправляйтесь сейчас же.
Мы добрались до Таисии к вечеру того же дня. Она выделила для нас комнату.
– Ты когда нибудь еще видел Антуана?
– Нет. Жером иногда рассказывал мне светские новости, в которых несколько раз фигурировало его имя. Мы прожили у его сестры добрых два года и вернулись в Париж уже совсем другими людьми. Ева очень повзрослела и к своим пятнадцати годам выглядела уже вполне зрело. Я отрастил бороду. Жером сделал нам новые документы, по которым она стала его дочерью, а я – зятем. По возвращении в Париж мы поселились в доме Жерома, я стал работать в его ювелирной лавке, которая к тому моменту превратилась в большой магазин. Ева взяла на себя все заботы о хозяйстве. Когда ей исполнилось семнадцать, мы обвенчались. На нашей свадьбе, кроме Жерома и Таисии, больше никого не было. Они заменили нам родителей, были добры к нам и ни разу не попрекнули нас своей помощью.
Ева настолько привязалась к Таисии, что временами, когда та недомогала, жена могла находиться с ней неделями. В такие дни мы с Жеромом превращались в отъявленных холостяков и столовались в тавернах нашего района. В один из таких дней мы закупили камни в лавке Людовика и зашли на ужин сразу после встречи с ним. К нашему столику подошла милая девушка, в ней я угадал Патрис. Она меня не узнала: борода и длинные волосы изменили внешность.
