мама.
– Наверное, нет.
– Саш… Я тебя не понимаю.
– Я знаю.
Мы не смотрим друг на друга, и пропасть между нами как будто растет. Почему так бывает, что люди любят друг друга, а все равно не могут понять?
Мама тянется ко мне, но я слегка отодвигаюсь. Незаметно, словно просто пытаюсь устроиться поудобнее. Мамина рука повисает в воздухе, будто сдутый спасательный круг.
– Когда я была в твоем возрасте, мы с подружками столько всего отчебучивали. Меня и дома-то почти не было. Делали стенгазету, ходили на танцы, обсуждали мальчиков, учили друг друга целоваться, хихикали… Мы друг для друга были всем, и это было лучшее время в моей жизни. И я не могу просто смотреть на то, как ты упускаешь свое.
– Может, я просто другая?
– Но ты же моя дочь. Ты мое продолжение.
И как такие простые слова могут сделать так больно? Может, я не хочу быть чьей-то пятой ногой, пусть даже ее. Не хочу быть удобной. Не хочу быть сиквелом к фильму про молодость в 80-х. Не хочу влезать в круглую рамку, стачивая свои собственные углы.
Вот же странно. Получается, я хочу быть собой, хотя пока и сама не знаю, кто я.
Но и делать ей больно тоже не хочу. Я ведь и так ей вру насчет папы. А теперь, получается, и насчет себя…
– Я просто хочу, чтобы ты была счастлива, – неловко добавляет мама.
– Знаю.
– Вот и хорошо. Тогда можно… можно мне обнять тебя?
Я наконец смотрю ей в глаза, и что-то в моем взгляде говорит лучше слов. Мамин рот округляется, превращается в обреченную букву «О». Она кивает и отворачивается, а я остаюсь один на один с острым чувством вины.
Ксю просыпается. Мама мгновенно выхватывает ее из моих рук и отходит. Я знаю, ей со мной трудно… Она такая открытая, что все чувства написаны на лице. А я скорее из тех, кто носит доспехи даже в одиночестве. Просто на всякий случай.
Вот и сейчас мамин голос немного дрожит, а спина неестественно прямая. Она сажает Ксю в манеж, повязывает фартук и стягивает волосы смешной детской резинкой с крольчонком.
– Пусть доказательством моей любви к тебе будет шарлотка! Что скажешь? Мы нарежем туда тонну яблок. Где же тут, кхм, где же тут мука…
Она хлопает дверцами, шуршит пакетами и без остановки бормочет что-то про «проклятые поварешки», лишь бы только заглушить тишину между нами.
– Мам… – зову я.
– М?
Она оборачивается.
– Тебе не нужно ничего доказывать. Я тоже тебя люблю.
Мама сжимает губы и смаргивает слезы. Вытирает глаза плечом. На пол с ее рук сыплется мука, будто волшебная пыльца. Но заклинание не срабатывает. Мы обе не знаем, что сказать. Слова, которые должны были сблизить, почему-то еще больше нас отдалили.
Ксю радостно молотит ладошками по клавишам музыкальной игрушки.
– Давай порежу яблоки! – нарочито бодро предлагаю я.
– Отличная
