Название:
Автор:
Жанр:
Серия:
Издательство:
и ее чувству к нему, то и ее, из тех же соображений, когда-нибудь и в чем-нибудь предадут. Верность и предательство не разбирают. Если ты способен быть верным любви и дружбе, ответственности перед близким тебе человеком, или рано или поздно способен задрожать, отступить и предать, то без различия. Не бывает так: вот этот – да ну и черт с ним, а вот тому я конечно буду хранить верность до конца и чтобы ни случилось. Верен ты любому из тех, кто тебе близок и дорог, а предашь одного – значит предашь и всякого, когда придется и надавят обстоятельства. Обманешь и используешь этого – мол, пока он приходится к делу и месту, и нужен же кто-нибудь рядом, пока не встретится вот тот «настоящий», но и с тем, кого будешь мнить настоящим и любимым, ты будешь так же лжива и цинична, и так же променяешь его на кого-то еще, потому что в принципе не способна любить, быть честной в отношениях с человеком, нести перед конкретно ним ответственность. Ей этих подруг больше не нужно, они живут в разных мирах… Когда она сегодня, посреди концерта, мельком глядит на всех этих немецких скотов в зале, а потом представляет Войцеха с бело-голубой повязкой с еврейской звездой Давида на руке, обреченного, как чумная собака, на ужас и отверженность окружающих, она не в силах сдержать своих страшных чувств и начинает плохо играть, сбивается, и потому старается как можно меньше смотреть в зал. Она в эту секунду хочет их убивать, видеть их кровь, видеть их мертвыми и изувеченными на земле, ощущает их олицетворением настигшего окружающий мир зла и хочет это зло уничтожить. Она представляет себя вступившей в какое-то польское подполье – ну должно же оно хоть какое-нибудь и где-то быть, не могут же поляки и впрямь всё принять и покориться! – делающей что-нибудь для того, чтобы бороться. Так, как это было во время недавнего исполнения бетховенской «Апассионаты» на одном из концертов для тех – она подошла к финалу первой части, взглянула в зал, и ее вдруг захлестнуло все это: ненависть, боль, гнев, желание вступить в борьбу, и она, выплескивая это в звуки, еле справилась с понесшимися руками и пальцами, с темнотой в глазах и чувством, что грудь и сердце сейчас взорвутся, и лишь чудом сумела не сбиться и доиграть… Родители тоже тогда всё поняли, и именно так, как должны были, как единственно и могли чистые, красивые и благородные душой люди, которыми она их всю жизнь и считала. Они тогда, вечером 7 ноября, когда бурлили речи и планы, так ей и сказали в спальне, уже глубокой ночью, взяв ее за руку – Магдочка, мы тебя понимаем, родная, мы с тобой, как бы ты не поступила! О родные, о милые, как она благодарна им, они и не могли не понять ее, не могли решить по-другому, ведь так и любят друг друга всю жизнь, и любя ее, никогда бы конечно ее не предали! Ее мать Мария считалась в начале века «живой мадонной», была легендарной красавицей, на балы и в салоны приходили специально для того, чтобы только посмотреть на ее мать, на «королеву»
