и Ганя разглядела нахмуренные брови, злые холодные глаза, серые перья на макушке и светлые на воротнике. Птица раскрыла крылья, щелкнула клювом и издала еще один пронзительный крик. Перья на ее шее встали дыбом, могучее крыло заслонило Гане выход из пещеры. Ганя вжалась в стену.
Из распахнутой пасти чудовища высунулся острый, как у змеи, язык, сверкнул на просвет частокол мелких зубов. Чудовище сделало еще шаг на свет. Это был не орел, вообще никакая не птица! Тощая орлиная шея переходила в львиную гриву. Увенчанный кисточкой хвост свистел, разбрасывая искры над спиной чудовища. Отдельные искры сверкали на хвосте, словно чешуйки на змеином теле, словно россыпь камней на стене пещеры. Даже присев на крепких кошачьих лапах, ростом оно было выше девочки. Чудовище вздрагивало зубастым клювом, молотило хвостом по бокам и поводило горделивой головой, принюхиваясь в поисках добычи.
Нашло и скакнуло к ней.
Ганя ринулась от чудовища, вглубь пещеры, вверх по сыпучему склону. Она отшвыривала мелкие камни и песок, попадавшиеся под руки, торопясь убежать, скрыться от клюва и острых когтей невиданного зверя. Клекот позади нее перешел в кашель. Чудовище захлебнулось в туче пыли, которую девочка ненароком направила ему прямо в морду. Ганя еще быстрее, без остановки, заработала руками и ногами.
Между тем пещера сузилась в лаз, слишком тесный для огромного зверя. Чудовище пыхтело и кудахтало позади, но останавливаться не собиралось. Оно колотило клювом по камням, стучалось о них грудью и оглушительно било крыльями. Глупая курица! Безобразное чудовище! Оно не видело в темноте, не то что кошка, которой оно приходилось родней. Оно не могло пролезть в узкую щель, как его змеиный хвост. Если оно и умело летать, как ему велели крылья, это не помогло бы ему в глубине узкой пещеры. Но оно билось и билось о камни, и дробило стену, так что осколки разлетались по лазу совсем рядом с Ганей. Чудовище не собиралось сидеть у выхода, как кошка у мышиной норы, дожидаясь, когда девочка выползет наружу. Оно рушило стену, стараясь расширить лаз, пока Ганя забиралась глубже, не раздумывая, что она будет делать потом, если лаз превратится в тупик, а чудовище все-таки доберется до нее.
Проход становился все уже. Девочка захлебывалась в пыли. Она скручивалась и извивалась, пролезая в кромешной тьме между камнями, от одного проема к другому, сначала руки, потом голова, потом грудь, живот, бедра, ноги. Она уже не понимала, ползет она наверх или вниз, вправо или влево от далекой норы, где собиралась переночевать. Поверхность камней стала мокрой, к радости девочки – по скользкому ползти легче.
Лаз накренился. В углублении камней накапливалась влага, ее делалось все больше. Ганя уже не ползла, но скользила по скользкой глине, свежие сладкие капли падали ей на макушку, она задирала голову и она слизывала их на ходу. Она старалась не думать, что ждет ее в конце лаза, за различимой уже серой полутьмой.
Девочка шлепалась в холодные лужи на каждом изгибе прохода, она все быстрее скользила вниз. Свет становился ярче, и вместе с ним росла радость Гани. Она торопилась выползти
