закончился, со стола уже убрали посуду, но Конрад – новый Конрад – никуда не делся. Более того, он схватил Пайпер за руку и увёл подальше от посторонних глаз, в старый сарай.
– Конрад, ты нормально себя чувствуешь? Точно? – спросила Пайпер.
– Хорошо как никогда. – Он поспешил к одному из своих рабочих столов, достал какой-то странный аппарат и быстро принялся перенастраивать его. Фидо – а как же без него! – вспорхнул на стол и принялся обнюхивать всё стоявшее на нём оборудование, опрокидывая при этом часть предметов.
– Странно, очень странно всё это, – заметила Пайпер, присаживаясь на тюк сена. – Что вообще происходит, а?
– Что происходит? – откликнулся Конрад. – Происходит то, что мы сейчас соберём всех наших.
– Но зачем?
– Затем, что все вы хотите изменить наш мир к лучшему, вот зачем. Ну так давайте сделаем это. Если вам нужен лидер, вожак, то вот он я. И всё только начинается – здесь и сейчас!
10
Е
сли ты дожила до своего четвёртого дня рождения, но до сих пор не произнесла самого первого в жизни слова, окружающие тебя люди – особенно нервные и честолюбивые матери – неизбежно начинают подвергать тебя многочисленным обследованиям. Цель этих обследований – совершенно точно определить уже наконец, насколько ты тупая, и подобрать ярлычок с точным научным названием твоей тупости.
Алете Харрингтон исполнилось четыре с половиной года, и ещё никто не слышал ни единого слетевшего с её губ слова. Внешне Алета была очень похожа на свою мать – такие же длинные волнистые тёмные волосы, живые блестящие светло-карие глаза и изящный изгиб рта. Безмолвного.
Её мать, первая леди Эбигейл Черчилль-Харрингтон, торчала сейчас в позе суриката, наблюдая за очередным – уже вторым за сегодняшний день – обследованием. Не сводя глаз с дочери, Эбигейл мысленно вновь и вновь повторяла одни и те же слова: «Скажи что-нибудь. Хоть что-нибудь. Ну скажи, пожалуйста».
– Алета, деточка, ты можешь взять в ручки красный кубик со стола? Красненький такой кубичек, а?
По какой-то не известной никому причине этот идиот, знаменитый доктор Маккукроп, всегда разговаривал с ней как со слабоумной. В своих мечтах он представлял себя великаном ста шестидесяти сантиметров ростом (на самом деле он даже с торчащими вверх волосами едва дотягивал до ста сорока и потому прекрасно помещался за детским столиком в игровой комнате Алеты). Сама Алета сидела напротив него на стульчике феи Динь-Динь, а доктор Маккукроп прекрасно вписался в креслице феи Мэри из того же детского набора мебели.
– Красненький-прекрасненький, такой миленький-красивенький. Я очень люблю всё красненькое. Ну, давай, детка! – продолжал улыбаться и сюсюкать доктор Маккукроп.
Алета тупо смотрела на него и молчала.
– Она знает, что такое красный цвет, я уверена, что знает, –
