хоть в малюсенькое зеркало и рассмотреть красные ожоги от поцелуев на лице. А вообще, после всех этих часов, в основном проведенных без сна, хотелось побыстрее добраться до теплой ванны или хотя бы душа, смыть усталость с дороги и уже чистой и тепленькой оказаться в объятиях моего любимого, чтоб уснуть райским сном, обнявшись вместе.
И мое желание сбылось, причем сбывалось и сбывалось еще недели две в нашем милом домике с теплой кроватью, в который нас посадили, будто на карантин.
Мы добрались-таки до деревеньки, утопающей в заснеженных огородах и дымящей парой-тройкой десятков труб морозным сереньким дымком, уходящим в яркое голубое небо, на которое невозможно было насмотреться. Однако когда мы добрались до долгожданной цивилизации, нас повели совершенно в другую сторону – к одному отдельно стоящему домику, кстати, вполне современному двухэтажному срубу с видовым окном на местные сибирские красоты с деревенькой и дымком, потерянные где-то, где не проходят даже вездеходы. Я вспомнила рассказ Ромика, как его поселили отдельно от всей деревни. Видимо, и здесь продолжается та же традиция.
Ромик присвистнул:
– А что ж вы меня в лачуге какой-то держали? Когда тут такой люкс имеется? – спросил он предсвадебников, и те ухмыльнулись, но ничего не ответили. Видимо, ответы находились не в их компетенции. – Е-мое, тут и стеклопакет есть и электричество! Небось, и микроволновка установлена? А я квашню вашу ел две недели! Ну вы даете! – смеялся мой жених, прозревая насчет традиций.
Я лишь недоуменно пожимала плечами.
– А где дед? Где Кастанеда? – спросил Ромик, снимая лыжи и передавая их предсвадебнику.
– Деда Егор Иваныч ждет внутри, – ответил один из парней, посмеиваясь над прозвищем.
– Ну здравствуй, Рамушка, – и тут, будто услышав, из дверей вышел моложавый дедушка, у которого от дедушки были только белоснежно-седые волосы, похожие на снег вокруг, и такая же симпатичная до груди борода. Лицо же светилось чистым и открытым благородством, будто он сошел с римских гравюр. Я аж засмотрелась на этот профиль Кесаря, которым могли бы похвастаться античные скульптуры музея истории Рима, скажем.
Меня тут же стало разбирать любопытство, сколько же Кастанеде-Гаю Юлию лет и женат ли он?! Или тоже предсвадебник?!
– Кастанеда! – восклинул Ромик и бросился к деду в объятия. Это была трогательная картина. Конечно, я совсем не знала своего жениха, насколько тот бывает эмоциональным и дружелюбным и нежным к другим, но только по одним этим объятиям, из которых римский дедушка долго не выпускался, становилось понятно, как сильно нравится ему седой Кесарь в льняной рубашке.
Когда дружеские крепкие объятия разомкнулись, Ромик указал широкой рукой на меня:
– Привез свое сокровище. Как и было велено.
– Молодец! Нашел! Привез! – подтвердил дед и улыбнулся мне своей музейной белоснежной улыбкой ровных один к одному зубов. – Ну что давай
