новые шлюхи.
– А чем тебя не устраивает нынешняя пифия? – рыжеволосый Биант развалился в кресле и лениво вертел в руках золотой кубок с вином.
Его дико утомляла обязанность сидеть весь день в этом, хоть и роскошном, но всё же каменном мешке без единого окна.
– Упругая задница, талия столь узкая, что обхватить можно одной рукой. Да и минеты она делает поистине божественные, – продолжил он и расплылся в идиотской ухмылке.
Солон оторвался от пищи и уставился на Бианта раздражённым взглядом:
– Ей 19. Хочешь, чтобы она тут до старости торчала?
– Меня больше волнует Клисфен, – вступил Питтак.
– Он получит своё предсказание, как только я увижу золото, – бросил Солон, продолжая терзать остатки дичи.
Рослый мужчина с вьющимися русыми волосами хотел добавить ещё что-то, но передумал. Вместо этого Питтак направился к единственной двери, что была в помещении – отворил её и вышел.
Благовония едва перебивали запах навоза, дыма и человеческого пота. Ароматы смешивались с мрачной духотой величественного храма, наполняя лёгкие и растекаясь по венам – одних паломников эта атмосфера погружала в состояние пьянящего трепета. Других же заставляла лишь опорожнить кишечник, издав при этом глухой гортанный звук – особенно, если путник перебрал в дороге хиосского вина.
От стен, подпираемых могучими колоннами, украшенных искусными барельефами, отражались молитвы, крики животных и людей. По обычаю, трижды позвав жреца и не получив отклика, любой паломник мог самостоятельно принести жертву богу. Ответ же получал лишь тот, чей кошелёк был достаточно туг – так что Солон, Биант и Питтак весь день скучали в хоть и роскошном, но всё же каменном мешке без единого окна.
Обитель мудрецов отделялась от остального храма стеной, к которой почти вплотную прилегал массивный постамент. Из-за этого проход в Святая Святых был скрыт от глаз любопытных. Питтак обошёл пьедестал – на языке появился слабый металлический привкус – и окинул взором просторное прямоугольное помещение, которое напоминало гигантскую скотобойню. Сотни паломников жаждали умаслить златокудрого бога именно сегодня, когда огромные врата дельфийского храма приоткрывались для любого страждущего. Конечно, если у него было достаточно монет.
Так что пристанище Аполлона кишело верующими, которые маленькими ножами с изогнутыми, словно коготь тигра, лезвиями, вскрывали глотки и лили на пол тёплую кровь самых разных тварей. Лица многих были искривлены улыбками от сладкого предвкушения божьей милости: «Я тебе, ты – мне. Стократ».
Зажиточные просители подносили овец или коз, более же скромные довольствовались голубями. С постамента на всё это действо тревожно взирал сам Феб – в руках он крепко сжимал свой лук. А вместе с ним, прислонившись плечом к холодному мрамору, смотрел и Питтак.
Из щели меж двух гигантских створ узкой полоской лилась медь заката. Лился и нескончаемый поток паломников, которые стройной цепью, один за другим (иначе протиснуться было невозможно) смиренно входили в храм. Внезапно у ворот возникла сумятица. Цепь рассыпалась – расталкивая недовольные белые тоги, в святилище вбежала девушка.
Придерживая обеими руками разорванную тунику, она мчалась к золотому идолу. Пол был покрыт слоем вязкой, местами запёкшейся субстанции – босые ступни прилипали к мрамору и постепенно окрашивались в алый.
Чем ближе она становилась, тем сложнее Питтаку было оторваться: дева была юна и до безумия прекрасна. Острые её черты лица, нетронутые временем линии, были будто бы высечены гениальным мастером из белого камня. Тёмно-рыжие, слегка вьющиеся волосы спадали на выразительные ключицы. И лишь большие серые глаза, наполненные страхом, трезвили Питтака – девушка буквально упала ему в руки. Она потянулась к его уху и что-то слабо шепнула. Жрец вздрогнул: обняв деву, он тут же вернулся в покои и закрыл дверь на засов.
– Что ты творишь? – рассвирепел Солон. – Хоть раз подумай своим мозгом, а не членом – никто кроме нас не смеет переступать порог чертога!
– О, а мы как раз искали новую пифию! – заметил Биант, радуясь – хоть-то то смогло развеять его скуку.
– Похоже, боги улыбаются нам, – на его лице мёдом растеклась приторная улыбка.
– Не совсем, – ответил Питтак. – Послушай, что она говорит.
Солон подошёл к девушке, что лежала на полу и опустился рядом с ней на колено. В страхе она повторяла лишь одну фразу:
«Четвёртая секта…»
Глава 2
Елезар вошёл в храм: обритая голова была покрыта капюшоном, в руке же он держал привязь – жертва великому богу покорно следовала за праведником. Чем глубже Елезар погружался в утробу святилища, тем больше взглядов приковывал к себе – верёвка
