и особенно Дарю (лучше всех по квартирмейстерско-интендантской части знавший обстановку «внутри» Великой армии!) доказывали императору губительность дальнейшего движения в глубь необъятной «страны чудес и непуганых медведей». Наполеон и сам прекрасно осознавал всю серьезность положения своих войск, но не находил в создавшемся положении лучшего решения.
Отступать он не был готов, да и не мог. Последствия такого поступка были бы для него – «корсиканского выскочки» – непредсказуемы…
Правда, Наполеон понимал и другое. Русские солдаты сражались ничуть не хуже, чем в войнах 1805, 1806 и 1807 гг. А русские генералы проводили трудные операции так, как не стыдно было бы их проводить любому из его лучших маршалов.
Используя эту очередную паузу, взятую Бонапартом, 20 – 22 июля (1 – 3 августа) Барклай и Багратион, умело маневрируя и ловко ускользая от противника под прикрытием арьергардных боев в духе «Всем лечь, но врага не пропустить!!!», благополучно встретились под Смоленском, имея в своем составе вполне боеспособные части. Багратион радостно написал генералу Ермолову: «Насилу выпутался из ада. Дураки меня выпустили».
А ведь это была первая серьезная неудача Наполеона в затягивавшейся Второй Польской кампании (или, как, порой, потом – когда целью Бонапарта стала Москва – принялись ее называть в иностранной литературе – Московском походе 1812 года). Пророчество Наполеона о том, что армии Барклая и Багратиона никогда не встретятся, не сбылось. Главный стратегический план Наполеона – разбить Барклая и Багратиона порознь тоже рухнул. За все это время Наполеон так и не смог дать обеим русским армиям ни одного решительного сражения.
Примечательно, что ни Багратион, ни Барклай – безусловно, бывалые военачальники – в начале войны не имели того огромного полководческого опыта (ни, тем более, власти!) по руководству большими массами войск, каким обладал Наполеон. По сравнению с ним – Последним Демоном Войны – они, даже будучи старше его возрастом, все же, (не в обиду им!) являлись учениками на столь грандиозной войне. И, тем не менее, оба сумели продемонстрировать, что «не лаптем щи хлебают», выведя свои войска из очень сложных ситуаций, особенно, князь Петр Иванович. Оба командующих тогда вынуждены были импровизировать, колебаться вместе с выработанной до войны линией, т.е. вносить под воздействием мгновенно изменяющейся ситуации серьезные коррективы и видоизменять все задуманное ранее, причем, без права на ошибку, поскольку «непрозрачный» и крайне мнительный царь-«наш ангел» (так глубокомысленно величала любимого бабушкиного внука льстивая придворная камарилья в годы его молодости) сильно нервничал и держал в уме «замену» (как всякий авторитарный правитель, тактические «рокировки» в стратегической системе «сдержек и противовесов» вокруг себя любимого, он применял часто и обычно успешно: иначе не процарствовал бы четверть века).
Собранные в Смоленске
