Тучков отступил за р. Строгань и, разобрав мост через речку, занял позицию, которую нельзя было сдавать, пока перекресток дорог не минуют остальные русские войска и арьергард.
Несмотря на то, что Тучков получил подкрепления (конницу генерал—адъютанта графа В. В. Орлова—Денисова и 3-ю пехотную дивизию П. П. Коновницына), положение его отряда было очень непростым. С фронта вовсю давил напористый «храбрейший из храбрых» №2 Ней, в обход его левого фланга двинулась многочисленная кавалерия «короля храбрецов» Мюрата. Неподалеку от боестолкновения, у д. Тебеньковой, находился, переправившийся через Днепр у д. Прудищево, вестфальский корпус Жюно – в ту пору уже весьма инертного из многих военачальников Великой армии. Ему было приказано выйти на Московскую дорогу и отрезать русские войска, которые еще находились между Смоленском и д. Лубино. Принято считать, что именно 13-14-тысячные войска генерала Жюно представляли для Тучкова наибольшую опасность. Ведь если бы они двинулись в атаку против левого фланга русских, то их отряду пришлось бы немедленно оставить свою последнюю позицию и поспешно отступить… либо «всем лечь, но врага остановить!!!».
Пока пехотинцы Нея и кавалеристы Мюрата истекали кровью в лобовых атаках на русских, генерал Жюно промедлил с ударом во фланг русских. Он не успел закрыть им дорогу на Москву и, возможно, потерял свой последний шанс получить столь желанный для него маршальский жезл. Он его упустил, видимо, из-за того, что был на войне с 1792 г. и за 20 лет просто устал воевать. Сказалось и полученные ранее тяжелые ранения в голову. Наполеон потом свалил на него свои просчеты под Смоленском – «Жюно дал русским спастись. Он мне губит всю кампанию!»
…Кстати, в его последних (тяжело складывавшихся: Испания, Австрия и, возможно, даже в 1806—07 гг. против русских в Польше?) кампаниях это уже стало для него типичным: если, что-то пошло не так, то надо немедленно найти крайнего и публично сделать его «козлом отпущения». Так бывает, в том числе, с Великими или, jedem das seine…
Но на самом деле, ни одному Жюно уже не хватало энергии в боях с упорными и самоотверженными русскими, стоявшими на своей земле насмерть. Сам Бонапарт уже явно был не тот (к тому времени его гений уже так устал, что явно «задремал»!? ), он даже не оставил за себя единого командующего в преследовании русских армий! И формально ни маршал Мюрат, ни маршал Ней не могли приказывать генералу Жюно: они могли лишь поносить его последними словами на армейском жаргоне. В результате, ситуация на поле боя была сродни крыловским «лебедь, рак и щука».
Принято считать, что Жюно не мог стремительно осуществить предписанный ему маневр, поскольку прямо перед ним находилось топкое болото. Для его форсирования надо было заготовить фашины и по одному – след в след – попытаться пересечь трясину либо и вовсе пойти в далекий обход. И то и другое были весьма опасными и затяжными по времени маневрами,
